Марк яростно набросился на друга:
– Заткнись! Ты что, хочешь, чтобы тебя все вокруг услышали? Тебе известна моя тайна. Только тебе и еще нескольким друзьям. И так оно и должно оставаться! Понял? – Он схватил Лупа за тунику и притянул к себе, так что их лица почти соприкоснулись. – Ты даже не намекнешь об этом кому-нибудь еще!
– К-как скажешь… – Луп попытался отпрянуть назад, но не смог вырваться из железной хватки Марка.
Марк яростно посмотрел на него. В тусклом свете, проникавшем сквозь открытую дверь (во внутреннем дворе гостиницы горел костер), Марк увидел страх в глазах друга. Устыдившись, он отпустил Лупа и отступил на шаг назад.
– Прости. Я не хотел тебя пугать.
Луп разгладил смятую тунику.
– Да все в порядке, не стоит извиняться. Я понимаю, какая тебе грозит опасность. Но как насчет Феста?
– А что насчет Феста?
– Он слышал то же, что слышал я.
– Но он не знает правды о моем отце.
– А клеймо на твоем плече? Знак Спартака. Он ведь его видел.
– Да, – кивнул Марк. – Но он не знает его смысла и значения.
– Верно, – задумчиво произнес Луп. – Но после слов, сказанных оракулом, он может что-то заподозрить.
Марк сжал губы. Луп был прав. Фест мог задуматься над словами пифии, попытаться понять, что за ними скрывается. А Марк даже не представлял, как бы отреагировал Фест, угадай он правду.
В коридоре послышались шаги, и Марк бросил на Лупа предостерегающий взгляд:
– Ни слова больше! Я не могу допустить, чтобы Фест обо всем узнал.
Луп кивнул, и сразу после этого телохранитель появился в дверном проеме, держа в сложенных ладонях маленькую горящую свечку. Не обращая внимания на мальчиков, он поднес свечку к фитилю лампы и осторожно держал ее так, пока лампа не загорелась. Потом, надув щеки, загасил свечку и после этого закрыл дверь.
– Ну вот. Так-то лучше.
Марк и Луп сели на кровать, а Фест остался стоять. Сложив руки на груди, он молча смотрел на Марка. Наконец он откашлялся, собираясь заговорить, и Марк почувствовал, как его сердце забилось немного быстрее.
– Это было… неожиданно. Я, конечно, знал, что греки обожают всякие драмы и театральные эффекты, но тут был спектакль почище всего, что можно увидеть в Риме.
Марк вскинул брови:
– Спектакль?
– Ну разумеется. Тот низкий голос вначале – это просто какой-то человек говорил в большой раструб. Двери открывают и закрывают слуги, которых не видно в тени по обе стороны входа, и мне очень понравилось появление той женщины в темноте. Весьма театрально, вам так не кажется?
Марк и Луп переглянулись, и Марк кивнул:
– Пожалуй, да.
– Ох, ребята, да вы что? Вы ведь не поверили во всю эту ерунду, а?