Так… Мне хочется спросить его, сколько я ему должен за урок и готов ли он прийти к нам домой, чтобы подставить свои барабанные перепонки под нежный голос Беатрис, когда я стану, как он выражается, тренироваться. Советчик — не ответчик.
— Бенжамен… ты меня понял?
— Да, как видишь, я умею пользоваться своей головой.
— Я тебя обидел?
— Нет, что ты! Вот видишь, я умею говорить «нет». Скажи, а ты на себе самом испытывал свой метод? Именно так и тренировался?
— Конечно! Слава богу, я вовремя узнал об этом методе. Он спас мне жизнь…
Я заинтригован. Обращаться к шарлатанам — не в стиле Эме. Ну а к психологу? К какому-нибудь Гри-гри?..
— Прости за нескромный вопрос, но у кого ты все это узнал?
— У Плутарха.
— Разве он не умер?
— Не совсем… Книги не умирают…
Согласен: крики не умирают, эхо звучит еще долго после того, как они смолкнут. У книг тоже есть отзвук, иногда — долгий, но другой… И книги мы выбираем… Плутарх — спаситель? Если бы Беатрис это услышала, она бы сильно веселилась.
— Значит, Плутарх спас тебе жизнь?
— Да, так получилось. Но мне никогда бы и в голову не пришло его читать. Это произошло случайно: кто-то забыл в поезде книгу, оказалось — Плутарха. Я из любопытства полистал ее… и понял, что речь в ней обо мне, что она обращена ко мне. Меня спас незнакомец. Мне приятнее думать, что незнакомка. В то время у меня были проблемы с женщинами…
Он на мгновение замолкает, отдавшись воспоминаниям. Я не хочу ему мешать.
Вдруг:
— Бенжамен…
— Что?
— Тут, понимаешь, такое дело… Ты сможешь завтра на часок задержаться в аптеке?
— Да.
— Нет!
— Ой, прости! Нет, к сожалению, не смогу.
— Ах ты, черт! Забыл, оказывается, кредитку… Можешь за меня расплатиться?
— Ладно… Хотя нет: тебя ведь здесь хорошо знают, ну и попроси, чтобы тебе прислали счет.
Наконец-то у меня есть тренер. Куда я лезу? Какой из меня спортсмен…
Сначала я вижу только ее.
Она действительно красива…
Разве можно в нее не влюбиться?.. Потом и она меня увидела:
— А, ты пришел?
Потом:
— Иди сюда, я вас познакомлю! Потом я вижу его. Мужчина средних лет, богемного вида, в ее вкусе, с трехдневной щетиной… наигранная небрежность, выглядит непринужденно, наружность артистическая… но черты грубые… Как будто скульптор забыл обтесать его лицо, снять лишнее и облагородить… Кажется, что его не доделали.
Это не мешает мне быть вежливым: очень приятно, как поживаете, что будете пить — и прочая болтовня. Я еще не раскрыл рта, но уже знаю, как пойдет разговор. Когда делали меня, схалтурил не скульптор, а сценарист: не стал себя утруждать и всучил мне пошлый текст с одними и теми же репликами, без всякого стимула к игре. А тогда зачем играть? К черту сценариста, я больше не играю! К тому же я никогда не хотел играть.