Разве круиз - это проклятие? (де Терэн) - страница 2

У меня есть все, что мне нужно от жизни, все, что я могу сейчас получить, — после того, как фунт моего мяса и мои надежды были погребены на дне моря. Мне всегда было с кем общаться, и я вполне удовлетворяюсь собеседниками столь же эфемерными, как две мачты, проплывающие в ночной темноте. Все пассажиры, идущие из кают второго класса в ресторан, проходят через мой отсек, а так как дамы слабее на мочевой пузырь, чем их кавалеры, да к тому же больше любят покрасоваться перед зеркалом, все они заходят ко мне.

При мне облегчались тысячи женщин, подкрашивались тысячи губ, подправлялись миллионы волосинок. Ко мне, как через воронку, весь мир стекается.

Четыре года назад мне предложили перейти на работу в туалет первого класса, но мне и здесь хорошо. Крайнюю кабинку держу для своих тритонов, они плавают там в бачке и отлично себя чувствуют. Я там вывела целые поколения саламандр. Когда-то я сама была дама с положением — то есть, я имею в виду, я тоже была богата, у меня был пухлый счет в банке и золото в сейфе.

Большая часть того времени прошла, как в лунатичном сне. Иногда я читала книги и журналы. Там, в тропиках, книг у меня было немного, это был остров фруктов и морской пищи, омаров и горьких лимонов, но кое-какие книги у меня все же были: «Собственная комната» и «Открытые окна». Там было жарко и душно, и тараканы, выстроившись в шеренги, как солдаты на марше, ждали возможности ворваться в дом. Окна всегда были распахнуты, но завешены плотной марлей от москитов. Да и вся моя жизнь там была закрыта марлей, кроме того момента, когда марля разорвалась и в меня вполз юноша, — точно так же, как, по словам старухи-кухарки, в меня могут вползти гекконы, если она их не изведет.

Секретом жизни была почему-то моя собственная комната. Мне не нужно ни виллы, ни веранды, у меня есть своя комната — кладовка, где рулонов бумаги больше, чем бумажных денег в банке. Так что я богата своей собственной валютой. Мои гости у меня не задерживаются. Некоторые из них заходят ко мне по пути из каюты в ресторан, другие прибегали, урвав минуту от развлечения на измятой койке. Некоторые приходят из салонов первого класса, потому что пока они бродили по кораблю у них схватило живот, а потом они возвращаются, потому что мои кабинки — это не просто уборные, это целый подводный мир. В моем царстве царит спокойствие. Запах горьких лимонов, которыми я чищу зеркала, сдерживает тошноту, которая иногда накатывает на людей в море. Есть на нашем корабле регулярные пассажиры — такие, как балерина Вероника Как-бишь-ее? И есть еще девчонка, которая называет себя «еврейской принцессой»: этим, я думаю, она хочет показать, что у нее денег куры не клюют; она, кажется, с этого корабля не слезает уже два года. Когда она была еще совсем девчонкой, она потеряла любовника, и она словно бы надеется, что если она будет постоянно плавать на этом корабле, он сумеет ее здесь разыскать. У нее такие же зеленые глаза, какие были у моего дитяти любви, но нет такой смуглоты в складках кожи и таких мягких волос, похожих на шерсть ягненка.