Рот отца приходит в движение, но остается беззвучен. Слова путаются у него в голове. Оборачивается мать. Бросает на дочь долгий, испепеляющий взгляд, который выносит приговор и женщине и ребенку.
— Кто он?
Молчание.
И мужу — словно пырнула ножом:
— Тебе что, нечего сказать?
— Нечего.
Веришь, что ему — нечего и всегда будет нечего.
Теперь огни витрин заливают автобус светом, словно водой. Автобус останавливается. В него садятся еще двое. Он едет дальше со своим грузом, своим молчанием, своей тайной.
Только раз взглянула девушка на родителей, сначала — на одного, потом — на другого. Что подумалось ей? Как они ей показались? Эти грузные родители, эти солидные судьи? Опечаленными? Или смешными? Всегда будет ее мать такой же громадной, как сейчас, такой же недружелюбной, словно хирург, погружающей в нее один нож за другим? Кто он? Как его звать? И как вял, как тяжеловесен, как силен и как туп ее отец. Он никогда не превратится в шута. Наверное, отец был всегда осторожен, или, может, всегда уверен. Если б запертая в дочери женщина заговорила вдруг, пожалуй, она очень спокойно могла бы сказать:
— Тебе повезло, что ты так уверен.
Но она не была так уверена.
Эту спокойную, безмолвную, упрямую троицу, надежно запертую в своем безжалостном решении, все ближе и ближе подвозили к пункту ее назначения: вдали уже послышались паровозные свистки и еле слышный стук колес в грузовом парке. Потом, едва ли сознавая это, автобус подкатил к вокзалу. Дочь поднялась, взяла чемоданы, повернулась и направилась к выходу. Она тяжело соскочила на землю. Медленно, неуклюже, словно в неуверенности, ужасной неуверенности относительно чего-то, чему приходит конец, за ней спустились отец и мать. Девушка вошла в здание вокзала, следом потащились они. Тяжелые чемоданы оттягивали руки дочери, но они этого не замечали. Они заметили только вокзал, и у платформы — огромный поезд. Народу было много, люди сновали взад и вперед. Жизнь бурлила. Девушка пошла дальше, потом вдруг застыла у двери своего купе, словно на миг засомневалась, нужно ли входить. Поодаль стояли родители, вялые, безжалостные в своем решении, как всегда, неуверенные, как войти, как обойти стороной. Для них мир вечно полон препятствий. Девушка находилась по ту сторону этих препятствий, вне досягаемости, и то расстояние, что разделяло их, было неизмеримо. Но железные слова остались. Они ждут, пока дочь усядется, соберется с силами, опустит на колени свои красные руки. И, вооружившись железными этими словами, они друг за другом ощупью продвигаются вглубь.