— Что-то подобное я себе и представлял. Но мне кажется, это не слишком удобно.
— Неудобно для вас и для меня. Между тем звуковые волны меняют свой тон, отражаясь от разных материалов. Кресла покрыты хромом, стены оштукатурены, вы сделаны из плоти и крови, понимаете? Он может различать, среди каких предметов находится. К тому же у него превосходная память.
— А как он передвигается на улице?
Она открыла дверь.
— Звуковые волны работают и там. Разумеется, вне дома ему приходится быть более осторожным. Но он считает, что ни в чем не уступает другим людям, а в некоторых отношениях превосходит большинство из них. В его мире никогда не заходит солнце, представляете? Располагайтесь, через пять минут я принесу вам сандвичи.
Она захлопнула за собой дверь. Уайлд открыл свой чемодан. Ни одна рубашка не была тронута, бритва лежала на месте, никто не копался в его туалетных принадлежностях. Однако Гуннар слишком долго развлекал его беседой. Он спросил себя, догадывается ли этот недюжинный человек, что к нему могут прислать палача. Во всяком случае, он очень мало знает о Майкле Исте. Стефан или любой другой из его людей, порывшись у него в чемодане, не обнаружили бы там ни оружия, ни загадочных механических устройств, ни микрофонов и передатчиков. Уайлду доводилось пару раз пересекать границу Доминиканской Республики и не вызывать никакого интереса даже у тамошних таможенников, с подозрением смотревших на любой прибор сложнее микроскопа.
Он разделся и вошел в душ. Раздвижную дверь оставил приоткрытой. Обильно намылившись, он подставил лицо под струи воды с идеально сбалансированной температурой и позволил им массировать свое тело, стараясь расслабиться и снять накопившееся напряжение. Он решил, что запрет на какие-либо действия в течение ближайших сорока восьми часов только сыграет ему на руку. В доме оставалось еще слишком много неоткрытых дверей. Кроме того, ему требовалось время, чтобы получше познакомиться с Моелем и найти в нем какие-нибудь непривлекательные черты.
Чтобы сконцентрировать силу всех ста восьмидесяти фунтов своих костей и мышц и в решающий момент вложить ее в удар одной ладони, ему нужна была настоящая ненависть; а Гуннар Моель, не считая его физических недостатков, производил впечатление на редкость симпатичного человека.
Дверь в спальню отворилась. Уайлд начал насвистывать.
— Майкл? — спросила Хельда. — Я принесла вам ваши сандвичи. Когда вы спуститесь вниз? Гуннар уже раскладывает карты.
— Не раньше чем через полчаса, — ответил Уайлд. — Я только-только вошел в душ.