Уайльд пристально взглянул на нее.
— Ты зол. О, как ты зол. Но ты еще сильнее сконфужен. И все сконфужены. Бедный Укуба сконфужен. Он никак не может поверить в то, что такое могло случиться, а еще менее — в то, что в заговор вовлечена его правнучка. Зобейр сконфужен. Он вообще не понимает, что происходит. А что касается Серены — она настолько сконфужена, что вот-вот сойдет с ума. Так, Серена? — Она с размаху ударила девушку по лицу. Голова Серены дернулась, ударилась о стойку и снова упала.
— Инга, я принес воду, — сказал Канем из темноты. — Она просила меня помочь ей, потому что она была моей женщиной. Моей и Фодио.
— Теперь я твоя женщина, Канем. Твоя и Фодио. Навсегда. Ведь вам это было нужно?
— Тогда позволь ей умереть быстро, когда придет время.
— Я вовсе не хочу, чтобы она умерла. Конечно, если она окажется слишком уж упрямой… — Она взяла флягу с водой, подошла к Уайльду и поднесла ее к его губам. — Не глотай, Джонас. Если ты проглотишь землю, тебя вырвет, а у тебя и так хватает забот. Прополощи и сплюнь.
Уайльд повиновался. Плевок попал на грудь ее накидки.
— Ты мне должен, — улыбнулась Инга, и снова поднесла флягу к его губам. На этот раз плевок пришелся ей в плечо. — А теперь можешь проглотить. Я дам тебе еще воды, хотя ты пристреливаешься к моему лицу. Но это последняя порция.
Уайльд проглотил. Вкус во рту напоминал о выгребной яме, но по крайней мере ему больше не казалось при каждом вдохе, что он сейчас задохнется.
— Я рада снова увидеть тебя. — Она провела пальцем вдоль его челюсти и погладила нижнюю губу. — Как же хорошо. Я хотел бы поцеловать тебя, Джонас, но боюсь, ты откусишь мне язык. Я хотела бы обнять тебя. Она провела ладонью вдоль его нагого тела и задержала руку внизу, лаская. Когда же тело Уайльда невольно откликнулось на прикосновение, она вонзила ногти в его плоть. — Но, похоже, мне следует только смотреть на тебя. Но и это мне нравится. Твое присутствие напоминает мне о Гамбурге, Копенгагене, Стокгольме, Лондоне… О кружевных трусиках, и быстрых самолетах, удобных поездах, дорогих автомобилях. О пистолетах и интригах. Джонас, мне недостает напряженности европейской жизни. Знаешь, я два года не то, что не стреляла, а вообще не видела пистолета. Не уверена, что я еще способна попасть в цель.
— Тогда почему ты не вернешься? — ровным голосом спросил Уайльд.
— О, конечно я думала об этом. Но согласись, что мне нельзя было оставаться там после того, что случилось в Стокгольме. Тому, кто предал сразу и НАТО и Варшавский договор нужно очень осмотрительно выбирать друзей. Джонас, что ты думаешь об Африке?