Ратэк, подлетевший к оврагу, разом оценил ситуацию. Он устремился было вниз, но огромная лапища амбала-телохранителя удержала его от прыжка.
- Сейчас рванет, - пояснил тот.
В подтверждение его слов раздался оглушительной силы взрыв, а несколько мгновений спустя за ним последовал еще один.
- Похоже, боеприпасы жахнули, - заметил равнодушно здоровяк.
Что происходило дальше, девушка плохо осознавала. Бьющаяся в истерике, катающаяся по мокрой траве, прижатая чьей-то твердой рукой, Маритта боролась с удушьем. Ей чудилось, что только стоит ей вдохнуть воздуха, как она сама взорвется и разлетится на куски. Она корчилась на мокрой земле, истошно по-звериному воя, пытась освободиться от удерживающих ее рук.
На вершину холма садился вертолет. Крики, шум вращающегося винта, плачь разбуженного Мити слились в одну сплошную какофонию. Мирэк поднял на руки девушку, которая, наконец, перестала отбиваться и замерла в полубессознательном состоянии, и понес наверх.
Забравшись в вертолет, он усалил Иту на колени, прижал ее голову к своему плечу и укачивал, поглаживая по волосам, как ребенка.
Маритта смотрела остекленевшими глазами в иллюминатор. Она больше не плакала. Слишком оглушенная горем, чтобы по-настоящему ощутить боль. Шок окутал ее покровом милосердия, которое вскоре уступит место подлинному страданию, острому и жестокому.
Она совершенно не думала о том, что будет делать, что потом произойдет... Нет, все стало ей абсолютно безразличным, все, кроме болезненного ожога, скрытого в глубине ее естества.
Глава 16.
- Доча, ну съешь что-нибудь, - уговаривала Иту ее мать, которую привез Дарнов в надежде, что она поможет воскресит девушку, которая была, похоже, готова умереть вслед за Антоном.
Прошло уже две недели с момента тех трагических событий. Мирэк не выходил из дома, разрываясь между постелью сына и Маритты. Ребенок быстро шел на поправку, а вот девушка с каждым днем выглядела все хуже. Температура спала, вызванная то ли нервным потрясением, то ли той же вирусной инфекцией, которую Митя, как полагал Дарн, подцепил в больнице, куда его не так давно носили на прививку. Но Ита упорно отказывалась есть и принимать лекарства, делая лишь несколько глотков сока или чая, которые чуть ли не силой удавалось влить в ее пересохшие губы.
Дарнов тоже скорбел по другу, испытывая вместе с горьким чувством потери болезненное ощущение вины. Нет, такого исхода он не хотел. Но терзаемый обидой, разъедающей, как зараза, ревностью, гневом и страстью, мучительной и безответной к этой взбалмошной упрямой девчонке, он позволил поглотить себя азарту, как мальчишка, доказывая себе и другим, что проигрывать - это не для него. Не догадываясь, какова может стать цена победы.