– Что вообще?
– Отечность под глазами, темные мешки… В общем, пусть обязательно приедет. Я сам с ним по кабинетам пройдусь.
– Ты, Алексей Кимович, что же думаешь, он все эти прошедшие сутки у тещи на блинах был? Тут будут и мешки, и… Честное слово!
– Ты поучи меня, Андрей Сергеевич, поучи. Мне ж, б…дь, больше делать нечего, как тебя, разъ…бая, уламывать!
– Понял! Пришлю. Где сейчас-то он? Что-то я его не вижу.
– За автобусом, на рюкзаках со снаряжением сидит. Не дергай его. Пусть один побудет.
– Алексей Кимович, – медсестра Галя тронула Тасманова за рукав. – Мы закончили. Надо бумаги подписать.
– Извини… – коротко бросил Тасманов и пошел за медсестрой.
Сомов обернулся к эвакуационному выходу, прищурился от ударившего в глаза солнца, внезапно прорвавшегося сквозь снежный заряд. В дверях показался Женя Лавриков. Чумазый и грязный, он простер руки к небу, выкрикнул от души:
– Ой, братцы, воля! Воля!
– Тысяча слонов! Мы живы… Позвонки, я не могу поверить! – Олег Скворцов, едва сойдя по ступенькам крыльца, рухнул на колени и отвесил земной поклон. – Спасибо тебе, Господи!
Володя Орлов скромно потоптался на крыльце, буркнул что-то невнятное и направился к Сомову.
Сомов протянул Орлову руку, потом обнял.
– Молодцы! Молодцы! Честное слово! – он хлопал Орлова по спине и растроганно улыбался, глядя, как, обняв друг друга, Олег Скворцов и Женя Лавриков смеясь катаются по снегу.
Игорь Лисицын и Сева Гордеев бежали к ним через парк, на ходу крича остальным спасателям: «Вернулись! Они вернулись! Мужики, они живы!».
Толпа человек в двадцать окружила Орлова, Скворцова и Лаврикова, подняла на руки. Голова кружилась от этого безобразия, от этой искренней, бесшабашной радости, от дружеского тепла и участия, от продолжения жизни без опасности, без оглядки!
– Стойте, мужики! – вдруг крикнул Женя Лавриков. – Пустите, говорю!
Он с трудом вырвался из дружеских объятий, продрался сквозь толпу.
У спасательского «Соболя» стоял Хабаров. Он был в своем грязном спасательском комбинезоне, в камуфляжной куртке с чужого плеча. Он сосредоточенно смотрел на восторженную встречу ребят, но был точно не здесь, точно оставил себя где-то за отступавшей молодой новогодней метелью. Снежинки путались и роились в его растрепанных ветром черных со свежей проседью волосах.
– Саня… – едва слышно произнес Лавриков.
Осторожно он протянул вперед руку и коснулся виска Хабарова, провел по волосам, которые то там, то здесь были прошиты белыми, как снег, прядями, виски же были абсолютно седыми.
– Позвонок».. – прошептал Лавриков.