Но постепенно улыбка на его лице стала таять. Наконец ее не осталось совсем. Взяв ручку, Сомов что-то быстро записал в настольном перекидном календаре, потом коротко поблагодарил и положил трубку.
Какое-то время он сидел абсолютно неподвижно, уставившись в одну точку, и монотонно барабанил пальцами по столу, потом, сделав усилие, не глядя на Алину, сухо сказал:
– В вертолете было двое: пилот и наш Хабаров. Живы оба. Только… Короче, при посадке их обоих сильно потрепало. Александр Иванович сначала был без сознания, потом несколько раз приходил в себя. Пилот сказал, что… Короче, может до утра не дожить. Голова разбита… Такое дело… Опять же, мороз, пурга, мать их, перемать! – он все же собрался с духом и поднял глаза на Алину. – Ему можно позвонить. По спутниковому. Пока аккумулятор не сел… – Сомов вздохнул, понизил голос почти до шепота. – Поддержать хоть как-то. У них там даже аптечки нет…
Алина встала, подошла к Сомову, протянула руку.
– Набирайте! – потребовала она. – Что вы уставились на меня, Андрей Сергеевич? У них там даже аптечки нет!
Данилов совсем выбился из сил. Он судорожно хватал ртом воздух, то и дело заходясь в страшном приступе кашля. Вдруг в ушах зазвенело, перед глазами поплыли разноцветные круги, сердце задрожало, как заячий хвост.
– Не могу больше…
Он лег в снег, сомкнул заиндевевшие ресницы, затих. Сон на мягких лапах уже крался к нему по сугробу. Он все же уснул. Ему приснилось, что он что есть мочи орет сам на себя: «Данилов, встать! Встать, говнюк! Разъе…ный п…р!» От этого крика он очнулся.
Хабаров лежал в сугробе. Он развязал обмотанный вокруг головы шарф и теперь ощупывал голову.
– Очухался, москальская морда! Слава Всевышнему!
Данилов погладил нывшую левую руку, на его лице застыло страдальческое выражение.
– Голова раскалывается. Саня, напомни мне, мы пили или летали?
– Уж, лучше б мы, Мишаня, пили, чем так летать!
Данилов кивнул, довольно подытожил:
– Сознание не спутано. Поведение адекватно ситуации.
Хабаров попробовал сесть, но не удержал равновесие и рухнул в снег.
– Ну, кто ж так с разбитой башкой прыгает?! – заорал Данилов. – Потихоньку, потихоньку надо!
Хабаров зажмурился. Дыхание перехватило, что-то тяжелое, словно медведь, навалилось на спину, в висках острыми молоточками замолотил пульс. Голову рвало на части, так что хотелось одного – орать во все горло от боли или, на худой конец, опять потерять сознание, а там незаметно уснуть. Остальное доделает мороз.
«Какая разница, раньше, позже…» – устало подумал Хабаров.
Дрожащей от перенесенной нагрузки правой рукой Данилов не сразу нашел звонивший телефон.