– Таежники говорят, что есть в этих местах какая-то тварь. Вроде бы голова у нее, как у человека, ноги тоже человечьи, с голыми коленками. Вместо рук двухметровые крылья, перепончатые, как у летучей мыши. Только шерстью, как и все тело, покрыты. Издает вот такие крики, точно человечьи.
– Шутишь?
– Эта тварь летает.
– Что?!
– Охотники говорят, что встреча с нею опаснее, чем встреча с тигром. Были случаи, когда тварь разрывала жертву когтями. Я думал, что это сказки.
Хабаров замолчал.
В наступившей тишине только ветер шипел, барахтался в пушистых верхушках кедров.
– Я боюсь, – твердо произнесла Алина.
Хабаров усмехнулся.
– Я тоже. Главное, не беги. Просто падай на землю. И вообще, всегда держись рядом. Уфологи всего мира за этой тварью охотятся, – добавил он с деланной бесшабашностью. – Выслеживают ее то у реки Бикин, то у горы Пидан. Никому еще не повезло. А мы с тобою ее за ноги притащим. Ты репортаж сделаешь. Представляешь, какой материал о Южном Приморье?!
– Я хочу быть с уфологами, которым до сих пор не повезло.
– Ты права. Только идиоты идут в тайгу без оружия.
Вымотанная дорогой, она все же уснула. Он не сомкнул глаз всю ночь. К утру, когда почти рассвело, он провалился в хлипкий полусон-полузабытье.
Ему грезилось, будто он куда-то бежит, изо всех сил, задыхаясь, страшно боясь опоздать. Бежит, но как ни старается, не может сдвинуться с места, словно под ногами не земля, а лента тренажера. Он делает рывок, один, другой… Потом он видит себя со стороны, свои тщетные попытки и усилия, не видит только конечной цели. Потому что его бег – это бег по кругу. А за кругом – лес, в дымке берега неизвестной реки, дядька, одетый в грязный ватник, сидит в лодке, ждет, и от его лица веет холодом…
Можжевеловый вечер остывал и таял. Пес в будке устраивался на ночлег. «Цыка-цыка-цыка…» – доносилось откуда-то из покосившегося сарая, и запоздавшая рябая курица, расправив крылья, опрометью неслась через поляну на этот зов.
Охотничья бревенчатая избушка, ладная, добротная. Теплый жар из трубы. Сомнительный уют. Кусок хлеба. Люди.
Хабаров подошел к сараю и крикнул в приоткрытую дверь:
– Митрич! Митрич, гостей принимай!
Старый черный пес для приличия тявкнул и замер, виновато положив морду на тощие костлявые лапы.
Дверь тоненько скрипнула, и из черноты сарая наружу вышел совершенно лысый дед, чем-то неуловимо похожий на свою собаку. Он удивленно уставился на Хабарова. Люди в этих местах были редкостью.
Лицо старика было сморщенным, точно печеное яблоко. Его глаза были раскосыми, как у китайцев, но цвет кожи говорил и о европейских корнях. Сухонькое тело старика было спрятано под самодельной одеждой из шкур.