Впрочем, пили здесь охотно и регулярно и в таком состоянии не только работали, но и любили, а потому появление в поселке трезвого мужика произвело неизгладимое впечатление.
Сначала Хабарова стали жалеть. Мол, раз не пьет, значит, врачи не велят. Значит, шажок до могилы остался. Здоровье-то, оно того, с ним шутки плохи.
«Отпил милок свое, – вздыхали сердобольные старухи. – Молодой-то какой, жить бы да жить…»
Мужики предлагали ему стопку и в ответ на отказ с пониманием хлопали по спине: ничего, мол, держись, мол, большей беды не бывает.
Поселковые бабы глядели ему вслед, вздыхали: «Вот ведь, не везет хорошим мужикам. Если и не пьет, то старый или больной, никуда не годный, значит».
Хабаров добрался до Отразова спустя полгода после освобождения с волосами до плеч и густой, начинающей седеть бородой. В необъятной рыбацкой робе он напоминал обычного отразовского мужика, разве что трезвого, которому на вид можно было дать и сорок, и пятьдесят, и больше. Ему даже прозвище придумали – «Старик», за уединенный образ жизни, хмурый вид, апатию ко всему, бороду и суровые глаза мудреца.
Так что женский пол спал спокойно до тех пор, пока кассирша Клавдия не посеяла смуту.
– Ой, бабы, ей-богу не лгу. Что б мне провалиться на этом месте! – крестилась она, сидя в парной поселковой бани. – Мне Лида Денисова говорила. Старик-то с ними рядом живет. Ну, вот, значитца. Пошла она, Лида-то, в баню. Квасу кринку понесла. А ейный мужик, Володя, значитца, и Старик там, в предбаннике, сидят, воздухом дышат, после пару отходят. Она, как водится, постучала. Они отвечают: входи, мол, – Клавдия снова перекрестилась. – Ей-богу, не лгу, бабы. У Лидки спросите. Вошла она, а там спиной к ней Старик, значитца, стоит и что-то Лидкиному мужу рассказывает. Она на него как глянет, и кринка об пол!
– Да что? Что такое? – забеспокоились разомлевшие бабы.
– Ей-богу, не лгу! У Лидки спросите. У Старика-то нашего, больного, доходяги, что даже ради приличия и рюмочку не примет, такое тело, ну, бабы, такое тело, куда там твоему Рембо! Я у Васьки Рябова по «видаку» видела. Налитое, ядреное, мускул к мускулу! Да никакой он, бабы, не старик! Бородищу-то побрить, волосья постричь – и пользуйся! И до того Лидка растерялася, бабы, стоит, кринка у ног… Володя ей говорит что-то, а она как уставилась на Старика, так глазами его и ест. Только от Володькиного мата и очнулася. Володька-то у ней… – она вздохнула. – Ох, не от хорошей жизни Лидка в школьную кочегарку к Низами Рагимовичу бегает. И с этих пор стала она Старика привечать. Как Володьки-то нет или он пьяный спит, она к Старику. Может, говорит, постирать чего, приготовить… Или чай его пить зовет с пирогами. Да только все это пустые хлопоты!