– Дюмаю, ськазю непременнё. Но сейчась деньгами и альмазями ви финаньсирюете войну, тьтобы нефьтянёй бизьнесь сьталь васим.
– Я, как алмаз. Многогранен. Жаль только, риска много. Моё правительство все еще против контрабандного вывоза алмазов за рубеж.
– Усьпех войни изьменит расьтяновьку силь и сьтанет препятьсьтьвием проникьнёвению НАТО в регион. На деле, ви работаете на благо васей сьтряны. Это выгодно васему правительству. Зяметьте мою деликатьнёсьть, Никита. Я не сьпряшиваю, ряботаете ли ви на прявительстьво.
– Шон, вы же знаете, я работаю только на себя.
– Ви дольго готёвили эту сьдельку. Это будет сьделька всей васей зизьни!
Он довольно улыбнулся, похлопал Никиту Осадчего по руке своей сухонькой теплой ладошкой.
– Одьнако, я слисяль, – продолжал Шон Цзы, – тьто нас дрюг Толя Сибирьцев не в восьторьге от бизнеся. Я это приехаль ськазять. Я верю в клан. Я не верю в усьпех, где лебедь, ряк и сюка – парьтьнёри.
– Я буду работать над этим.
– Ряд, тьто ви видите пьробьлему. Рязь тяк, моя миссия исьтерьпана.
Шон Цзы поднялся, церемонно поклонился, водрузил на нос темные очки и пошел к машине.
Оставшись один, Осадчий от души врезал кулаком по столу.
– Откуда?! Откуда эта раскосая обезьяна столько знает?
В опустевшей аудитории кафедры экстремальных видов спорта они сидели вдвоем: Хабаров и Андрей Романцев.
Пепельница на столе была заполнена доверху, кофе выпит, стол завален чертежами и записями с арифметическими выкладками. Все говорило о том, что здесь был долгий, обстоятельный и очень непростой разговор.
Наконец, Романцев рывком снял очки, бросил их поверх бумаг и откинулся на спинку кресла.
– Я подозреваю, Саша, каким местом ты думал, соглашаясь на работу у своей Эммануэль. С этого момента, пожалуйста, думай головой!
Романцев был рассержен и раздосадован одновременно.
– Санек, ты занимаешься рисковыми вещами. Но сейчас… Не усугубляй. Ему, – он направил указательный палец в небо, – Ему может не понравиться.
Хабаров усмехнулся.
– Я сегодня утром в «Московском комсомольце» прочел, что какой-то парень с Тверской ел в постели эклер, подавился и, представляешь, помер.
– Тогда эклеры ешь. Менее затратно.
Хабаров собрал бумаги в объемистую кожаную папку и оставил на столе несколько зеленых купюр.
– Ладно, профессор. Бывай! Спасибо тебе.
Крупные капли холодного дождя монотонно барабанили по стеклам машины.
«Обложило… Черт бы побрал этот дождь! – думал он, направляясь на базу. – То жарило, будто в пекле, а как снимать, так погода ни к черту!»
– Саша, да брось ты свою мадмуазель! – шумел встретивший его, угрюмого, в офисе Виктор Чаев. – Ты на себя не похож. Все хмуришься и думаешь, думаешь и хмуришься. Ты не должен быть следующим! Ты не обязан! Забудь, что я на пьяную голову тебе говорил.