– Здрась… – прохрипел он, едва ворочая сухим, прилипшим к нёбу языком, худенькой аккуратной пожилой женщине, колдовавшей над кастрюлями.
Вздрогнув, та обернулась и удивленно посмотрела на Хабарова.
– Я это… Тут…Попить бы… – протрубил он в свой сломанный нос.
– Ой, Сашенька, садитесь к столу! – оправившись от шока, пролепетала старушка.
«Где-то я ее видел…» – подумал Хабаров, по-собачьи небрежно почесав двухнедельную щетину на щеках.
Хозяйка проворно поставила на стол банку простокваши и банку огуречного рассола.
«До чертиков допился Хабаров. Поздравляю! – сказал он себе, подозрительно косясь то на банки, то на старушку. – Тебе уже несут профессиональный опохмел. Нет бы кофе предложить или чаю. Я, видите ли, мадам, человек с изящными запросами…»
Осушив литровую банку огуречного рассола, он почувствовал, что оживает.
– Я посплю чуток, – хмуро сказал он. – Потом можете вышвырнуть меня за дверь…
– Иди, Сашенька. Гена все равно придет только к обеду.
«Вот где я ее видел! Это же мать Генки Малышева. Как же ее звали? Мария Андреевна, по-моему. Ну, позвонок, все же уволок меня с собой…» – смущенно топтался у стола Хабаров.
Узнав Марию Андреевну, он сразу сник.
«Господи, что она подумает обо мне? Пьянь, разгильдяй, дармоед, лодырь – вот что она подумает. Правильно! Ты же, Хаб, трудолюбивый по необходимости, ленивый до самозабвения».
– Мария Андреевна, – Хабаров виновато отвел взгляд, – я не в лучшей форме.
– Это видно, – спокойно согласилась та. – Сашенька, Гена привез твои вещи. Я их в шкаф в твоей спальне повесила. Может, ты примешь душ, переоденешься, а я тебя покормлю? Гена говорил, что после обеда вы вместе поедете.
Хабаров смутно помнил, что накануне Генка говорил что-то о кино, о трюках в кино, но что именно, вспомнить было трудно.
Чтобы привести себя в приличное состояние, Хабаров последовал совету. Часа полтора он растягивал на балконе самодельные Генкины эспандеры, работал с гантелями и гирями, выполнял растяжки. После занятий отвыкшие от нагрузок мышцы ныли и, стоя под душем, Хабаров был противен сам себе.
Появившийся, как свежий ветер, Генка наскоро пообедал и увез Хабарова с собой.
– Посмотри, чем мы занимаемся. Понравится – оставайся! Ты мне нужен. Ты многое умеешь. Такому не научишь, – просто сказал он.
Они приехали на пустырь за городом. Едва Генка вышел из машины, к нему подбежали какие-то люди.
– Геннадий Михайлович, мы заждались вас. Все готово. Быстро гримироваться и можно снимать.
Малышев склонился к его приоткрытому окну.
– Давай, выходи, позвонок. Идем работать.
Хабаров растерянно поплелся следом. На них напялили несуразные женские парики. Хабарову почему-то достался длинноволосый белый. Потом одели в женские плащи и удовлетворенно кивнули: «Порядок!»