Он думал о собственной неприкаянности. Он с каждым часом терял всё. Что, если он — вещь за вещью — всё растеряет: дом, дочь, работу… Что, если утратит почву под ногами, а крыльев нет?
Что?
Смерть?
Он ходил по кухне. Бегал, как волк в клетке, взад и вперёд. Падал в кресло, курил, вставал, кидался к окнам и, прижимаясь к стеклу, стонал. Боль росла, пиво не опьяняло… Всё в Лене, а Лена спит, решил он в последний раз, снова падая в кресло и погружаясь в кошмар. Вдруг за окном, на фоне смутного фонаря, что-то мелькнуло. Он, схватив клюшку для гольфа, выбежал, думая, что это телохранитель бродит у дома… Не было никого, лишь туман плыл. Он понял, что так боится, что шагу не сделает. Даже когда вдруг затрещало рядом, он убедил себя, что это кошки, и, пятясь, отступил в дом. Щёлкнув замками, долго смотрел в кухонное окно. Он чувствовал, что в нём опять царит страх. Он ни о чем уже и не думал, только боялся. Погрузился в дрёму, как больной раком, знающий, что после морфия боль вернётся.
Ночью звонили. Кажется, он и очнулся от звонка. Сигара валялась, пиво — все банки — вскрыты. Но утром он был бодрее. Вчерашнюю свою мысль, что у Девяткиных-де своя реальность, счел вздорной. Данность — одна, и он её сохранит. Он в ней останется. Не будет Авраамом, ушедшим в пустыню искать свой мир. Не даст себя вытолкать на задворки. Он начнёт трамбовать почву, чтобы надёжней на ней стоять.
Прошёл в душ, встал под струи, чтобы вернуть настроение понедельника, когда ещё не случилось ничего…
Теперь — случилось. Струи текли, но не смывали ни Глусского, ни обмана жены, ни Кати, которая теперь не дочь ему, ни задавленной девушки, втянувшей его в уголовный процесс. Он вытерся и снова долго смотрел в кухонное окно.
Лене пора бы встать… Ждёт, чтоб он уехал? Рассчитывает, что, узнав, он съедет? Дашка, может, именно по её наущению раскрыла тайну? Играть по её правилам? Сдаться? Он вспомнил, что в ситуациях, когда хочется истоптать врагов, надо не их считать злом, а представить, что твой враг — мистическая Сила, Рок. Удары людей покажутся малыми и смешными, и ты обретёшь спокойствие, видя в них пешек.
Да, это Рок выталкивает его, а не люди, и он будет воевать не с Глусским, не с тестем, даже не с Леной! Он сразит Рок. Начнёт с призраков. С клоуна… Он стоял и надеялся, что вдруг послышатся шаги — и Лена прыгнет на шею, как всегда делала, и окажется, что вчерашнее — сон, она его любит, а Дашка — сплетница.
Но… шагов не было. Тишина в ответ.
Он чувствовал, как тишина и туман рождают страх, желание спрятаться и забыться. Чтобы прогнать их, он взял ножницы, но, вспомнив, что клоуна просто так не достать, прихватил нож.