— Да–да, Тит, конечно! Но… — спасительная мысль вдруг промелькнула в голове Луция — почему бы не обвинить кредитора перед властями в нарушении веры предков, тем более он сам только что дал повод к этому. — С каких это пор римляне стали верить в жизнь за гробом?
— Не пытайся поймать меня на слове! Я всегда чтил и чту наших богов! — усмехнулся Тит и задумчиво сощурил глаза на свет канделябра: — Но после того, что пережил там… клянусь тебе, я поверил… и не просто поверил, а свято убежден в том, что мы будем и как страшно будем жить в царстве Плутона, которое эллины называют Аидом… — он вдруг встряхнул головой, словно отгоняя какое–то виденье, и в упор взглянул на Луция:
— Так ты готов отдать мне мои сестерции?
— Конечно, Тит, ты получишь их…
— Весь миллион?!
— Да…
— Сегодня же!
— Д–да…
— С процентами!
— Да, но…
— Никаких «но»! — отрезал Тит, показывая на свою грязную одежду. — Это будет для меня очень кстати, ведь я вернулся в Рим без единого асса!
— Зато сегодня опять станешь богачом, — упавшим голосом заметил Луций. — А я…
Он потерянно махнул рукой и, отбрасывая в сторону пустые кувшины, закричал:
— Прот, вина! Да побольше! И — самого лучшего!
Пропорций и сам хотел напиться и не терял еще надежды, что Тит спьяну или со зла сболтнет еще что–нибудь лишнее. Он понимал, что его кредитор прав, он бы и сам поступил с ним также, и даже еще жестче. Но как жаль было расставаться с деньгами!..
Раб принес целую амфору кампанского вина, самого старого, которое только нашлось в подвалах.
Луций и Тит жадно припали к кубкам, и вскоре обоих трудно было узнать. Тит сделался безвольным и плаксивым, Луций — злым и подозрительным.
— Ты почему не пьян? — накинулся он вдруг на гостя. — Забыл главное правило всех пиров? Или пей, или уходи!
— Я пью, Луций! — всхлипнул Тит, неумело поднимая левой рукой кубок. — Но, видно, мое горе сильнее вина… Была у меня семья — и нет больше семьи! Был дом — самый большой и красивый дом в центре Тавромения, нет дома! Была вилла — где теперь она? Даже правой руки, которой я считал свои деньги и обнимал самых красивых рабынь Сицилии — и той больше нет! Взбесившиеся рабы захватили дом, перерезали семью, сожгли виллу, отрубили руку…
— Как тебе самому–то еще удалось выбраться? — неприязненно поглядывая на Тита, удивился Луций.
— О, это тяжелая и долгая история! Два года эти рабы держали меня в тюрьме и пытали, допытываясь, куда я спрятал свои сокровища… Они издевались надо мной, пинали ногами, жгли огнем. Но я молчал… Я боялся, что, выведав от меня все, они убьют меня, как убили моих лучших друзей: Дамофила, Фибия, Пансу… Когда же одна из пыток была особенно изощренной, я не выдержал. И показал им пещеру, где спрятал… свои деньги.