Повар, приветливо улыбаясь, внес небольшой столик, уставленный блюдами из рыбы и мяса. Между ними стояли мисочки с острыми приправами и соусами. С этих возбуждающих аппетит блюд греки всегда начинали свои пиры.
— А где же яйца? — нахмурился Квинт, придирчиво осмотрев столик.
— Я думал, что здесь, в Афинах… — начал было Эвбулид, но Квинт оборвал его:
— Я не собираюсь менять своих привычек ни в Риме, ни в его провинциях! Раз заведено моими предками начинать трапезу яйцами и заканчивать ее яблоками, пусть твой повар так и сделает!
Эвбулид жестом поторопил повара выполнять приказание гостя, и пока тот возился на кухне, выскочивший из угла раб надел на головы пирующим венки из роз. Помогая ему ровнее уложить венок, Эвбулид почувствовал, как дрожат руки египтянина.
— Вот это другое дело! — обрадовался Квинт, замечая в руках вбежавшего повара миску с яйцами. — Молодец!
Повар зарделся от похвалы.
Квинт заметил это и сдвинул брови:
— Но я уверен, Эвбулид, что твой повар — большой мошенник и плут!
— Это не мой повар — я нанял его сегодня на агоре!
— Какая разница! — продолжал злословить в адрес переминавшегося с ноги на ногу повара Квинт. — Все они рады отщипнуть кусок от чужого добра! Мы в Риме держим их в кулаке, и чуть что — наказываем розгами. А у вас, говорят, один повар так обогатился остатками со стола своего господина, что купил себе десять больших домов!
— Ты, наверное, слышал это в цирюльне? — улыбнулся Эвбулид.
— Это еще почему?
— А потому, что тот повар, кстати, звали его Мосхион, и служил он Деметрию Фалерскому, построил себе не десять, а три дома. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что он, действительно, был большим мошенником, и в Афинах даже высокопоставленным семьям приходилось страдать от его наглости.
— И этот из того же теста! — подвигаясь к столику, проворчал Квинт. — Все рабы и вольноотпущенники — воры и мошенники!
Он поводил над блюдами рукой, не зная, с какого начинать. Наконец остановил свой выбор на дымящейся колбаске. Обмакнув ее в щедро сдобренную чесноком подливку, поднес к дрогнувшим от нетерпения губам.
— О–у–гмм! — промычал он, вонзая в нее крепкие зубы. — М–мм!
Эвбулид с недоумением покосился на зажмурившегося от наслаждения гостя. Квинт расправлялся с колбаской так, словно сидел у походного костра, а не в требующем уважения афинском доме. Видя, как тают в мисках колбаски и мясо, Эвбулид заторопил повара, чтобы тот вносил новый столик.