Госпожа Геньевра проводила глазами мать экономку, которая удалилась, осенив себя крестным знамением.
«О чем думает теперь Элоиза, приближаясь к концу своих дней? — размышляла она. — Скрывает эта маска тревогу предающейся Богу души или бури так и не успокоившегося сердца? Мудрая аббатиса, восхваляемая всеми и каждым, — видимость она или реальность? Что осталось под этим полотняным убором от безумного приключения, от сладострастных воспоминаний? Отреклась ли она от своей веры в Абеляра? Подчинилась ли наконец воле Господа?»
Духота, пахнущая потом и благовониями, сгущалась над коленопреклоненными женщинами у постели. Спертый воздух становился тяжелым.
Шурша юбкой, сестра Марг поднялась и отворила одно из узких окон, выходивших в сад. Снаружи стояла теплая майская ночь. Вместе с запахом сирени и водяных растений в комнату проникли крик коростеля и уханье совы, чье гнездо было, видимо, на ближайшем ореховом дереве. Шум реки заполнил тишину, подобно шепоту, и на фоне его все тревожней слышалось неверное дыхание умирающей.
Ты говорил о моем ликовании, Пьер, в том письме, которое я написала, обнаружив, что жду ребенка.
Да, то были восторг и торжество. Я носила в себе и должна была произвести на свет существо, рожденное от тебя и от меня, в ком навеки соединятся наши сущности! Через него мы будем связаны нераздельно. Такая возможность наполняла меня блаженством. Какое-то время я наслаждалась тем, что одна знала об обитавшем во мне невидимом присутствии. Я даже тайно гордилась этим. Какая мать не ощущала в своем сердце это чувство значительности и тайны, открыв, что ей дано такое обещание? Но очень скоро мне захотелось, чтобы об этом знали все. Это рождение объявило бы наконец всему миру, что я твоя и твоею пребуду.
Последний остаток осторожности заставил меня таить свою радость. Я тотчас написала тебе, чтобы сообщить захватывающую новость и спросить совета. Что я должна была делать?
Во время одной из прогулок в саду, куда мне еще разрешалось выходить, поскольку он со всех сторон был обнесен стеной, мне удалось встретить Сибиллу и вручить ей украдкой письмо для тебя. Она позаботилась, чтобы оно попало в твои руки. С той же вестницей ты отправил мне ответ.
Ты восхвалял в нем мое мужество. Но не о мужестве шла речь! Речь шла о любви! Слава Богу, ты изложил в нем и план моего похищения, вполне меня восхитивший. Мне ведь едва минуло в то время восемнадцать лет, остатки детства еще таились во мне, проявляясь неожиданным образом, едва возникала какая-нибудь возбуждающая ситуация. Видишь ли, я была, конечно, стойка в бедствиях, но в минуты счастья все мне казалось развлечением.