Капитан отбросил альбом, подобрал пистолет и вышел в прихожую.
Вот сюда, в тумбочку, Любка засовывала использованные тетради, квитанции. Тут должна быть и та старая тетрадь. Та, что есть на снимке, та, что может быть только здесь. Сейчас!..
Вот она. Та тетрадь, что на снимке. Что же дальше?
Внутри — другая, тонкая тетрадь. Раскроем.
На первой странице:
«Здравствуйте, Роальд Васильевич!»
Капитан Роальд закрыл тетрадку, свернул ее в трубку медленно и аккуратно, находясь при том будто бы в глубокой задумчивости. Но затем капитан заметался по квартире, всюду включая свет. Порвал шнурок потолочного выключателя в гостиной.
Наконец сел в прихожей со смещением в сторону двери в спальню. Сел так, чтобы держать под огнем входную дверь, видеть в зеркале спальню; дверь в кухню — непосредственно, а телефон — иметь на расстоянии вытянутой руки. Заметил, что руки стали дрожать, и стукнул кулаком в стену.
Раскрыл тетрадку.
«Здравствуйте, Роальд Васильевич!
Здравствуйте-ка еще раз! Согласен, давайте попробуем объясниться письменно. Да, я понимаю, что вам не потрафил мой своеобразный голосок. Век бы его не слышать, правда? Но я уверяю вас, что в некоторых психических параметрах наших организмов, при всем вашем презрении ко мне, существует иногда значительнейшее между нами сродство. Сейчас, когда я умер, теряю черты лица и тела, разлагаясь, мне трудно, да и не нужно доказывать сродство или несродство физических параметров, но ничто не мешает доказывать сродство духовных. Смею думать, что привлек уже ваше внимание…»
Напечатано на машинке. Судя по шрифту — отечественная, портативная пишущая машинка, вероятно, «Москва». Была ли у покойного Ильи Михайловича машинка? Именно — была! Под тем письменным столом!
«…раздавить пару шахматных задач? И уверяю вас, что не только почтение, присущее нам с вами обоим, к шахматам и загробным развлечениям древних египтян создает наше глубокое сродство. Это все — лишь острые уголки, видимые на поверхности, так сказать, части айсберга. Да-да! Вы правильно подумали. Вы бы не забыли. Совершенно правильно, вы никогда до часа моей смерти не видели меня. Да, даже случайно не видели. Да я почти и не бывал нигде в последние четыре года. И раньше — редко. Я вообще домосед. Заметили, что это еще одна наша общая черта? Но возникло в последнее время множество разниц. Я был связан необходимостью ежедневных инъекций, потерял ноги, стал беспомощным, ущербным, злым на весь свет. Сходство наше стало утрачиваться. Была, правда, и раньше одна причина чувствовать себя ущербным. Проклятая болезнь послана мне Богом в дополнение к уже существовавшему уродству, подстерегшему меня еще в отрочестве…