«Почему именно воспитанных? Что, женское хозяйство у невоспитанных иначе наворочено природой?»
Черт! Опять никчемные мысли! И ни одной по делу… Что же это такое?
И опять визгливо дернулось в мозгу:
ДЕНЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬЬ-ГИ!
Ирина закрыла ладонями уши, широко растопырив пальцы — еще одна девчачья привычка. Но надолго забыться не получилось. Помешал «черный самурай», как прозвала про себя Ирина телефон с автоответчиком, продукцию страны лаковых миниатюр и завернутых в шелковые лоскутки маленьких гейш, косоглазо радующихся каждому встречному на токийских перекрестках. Телефон громко икнул и выдал грубым мужским голосом не по-японски:
— Алло! Алло! Ирина Павловна! Ирина Пав…
Ирина уже успела перепрыгнуть через третий остров архипелага и спикировала грудью прямо на трубку:
— Слушаю, Максимилиан Семенович! Бегу, Максимилиан Семенович! Уже в пути, Максимилиан Семенович!
«Еле выговоришь! Его родители, понятно, фантазеры, но каково мне!»
— Ты еще в студии? А кто работу за тебя сдавать будет? Илья Глазунов? Он человек занятый, на интерьеры не разменивается!
Максимилиан Семенович, один из немногочисленных клиентов микроскопического рекламного агентства, где Ирине иногда перепадали мелкие гонорары, обожал при случае намекнуть на свое якобы знакомство с Глазуновым. На вернисажах он подтаскивал к Глазунову знакомых, долго тряс ему руку, но стремительно удалялся, когда изумленный маэстро собирался поинтересоваться, что это за тип.
Ирина умчалась, на лету успев ткнуть пальцем кнопку и включить автоответчик.
Картины в студии, казалось, загрустили без хозяйки и еще более уныло провисли на разлохмаченных бечевках.
Телефон опять звякнул. Раздраженный мужской голос выкрикнул:
— Слушайте, как вас там… Ирэна! Мне, в конце концов, надоели ваши фокусы! То вам нравится проект, то не нравится… Сами время тянете. Нечего корчить из себя гения! Все мы гении… В общем, можете считать себя свободной. Ваши заказы я передаю нашему новому сотруднику. Все!
Картины застыли в скорбном молчании.
Бедная хозяйка!
Ольга лежала в постели и смотрела на скачущих в траве зайцев. Много-много зайцев. Они улыбались, поджимали лапы, трепыхали куцыми хвостиками и затем стремительно прыгали. Один за другим. В том порядке, как были нарисованы на простыне, под которой Ольга задумчиво покачивала ногой, заставляя пушистых зверьков шевелить ушами и разбегаться в разные стороны. И так каждое утро.
Травка нарисована. Зайцы, отштампованные на простыне, тоже ненастоящие. И бежали они на одном месте. Не торопясь.