Оставив Мельхиора, озиравшегося вокруг в полном изумлении, Уилл последовал за Сукэ в следующую комнату, где украшения были ещё богаче, хотя, как и во всех виденных им домах, здесь не было абсолютно никакой мебели. Неужели сам принц восседал на полу?
Момент настал. Сукэ помедлил перед огромной ширмой, охраняемой двумя воинами с копьями в руках.
– А теперь, Уилл Адамс, я тебя умоляю – покажи себя с наилучшей стороны, и всё будет в порядке.
Ширма раздвинулась, и Уилл судорожно вздохнул. Здесь соломенных циновок не было; пол покрывал голубой ковёр, а комната имела не менее сорока футов в длину. У дверей – обычная суета людей и ещё несколько стражников, однако ни одной женщины. На некотором расстоянии, в самом центре комнаты, как прикинул Уилл, цвет ковра меняется на ярко-красный. К небольшому возвышению вели две невысокие ступеньки. На этом помосте ковёр по краям был выткан золотом, а в середине, на плетёной циновке, сидел принц. Большего он сразу не разглядел, так как Сукэ уже двинулся вперёд, медленно и осторожно, жестом приказывая Уиллу следовать за ним.
Уилл шагнул следом, сжимая под мышкой свою сумку с картами и инструментами и жестоко сожалея, что платье его так ветхо и истерто, несмотря на старания Магоме Сикибу. Они приблизились к ступеням. Он хотел поднять голову и рассмотреть принца, но Сукэ уже опустился на колени и, опершись ладонями о ковёр, медленно склонился вперёд, пока голова его почти не коснулась голубого бархата. На взгляд Уилла, это была довольно унизительная поза, но он помнил о предупреждении – во всём подражать министру и, не раздумывая, сделал то же самое. Тут он понял по крайней мере одно из преимуществ кимоно. Его бриджи туго натянулись сзади, а изношенные чулки прилипли к ногам. В таком виде он выглядел гораздо несуразнее любого японца.
Несколько секунд они стояли на коленях, и в комнате не раздавалось ни звука. Потом заговорил принц. Его голос, низкий и негромкий, казалось, вечно будет отдаваться в этой пустой комнате, снова и снова отражаясь от стен.
– Пройди вперёд, – шепнул Сукэ по-португальски. – Поднимись и пройди вперёд, Уилл Адамс, а у ступеней снова встань на колени.
Уилл поднялся, расправил плечи и приблизился к возвышению. Теперь ему было видно получше. Вождь клана Токугава сидел, как все японцы, на коленях, поджав под себя ноги, верхнее кимоно мягко окутывало его фигуру. Всего их, кажется, было три – все зелёные, но верхнее короче и светлее нижних. В ножнах на поясе висели два самурайских меча, а голова была выбрита, за исключением пучка волос на макушке. Но больше всего Уилла поразило его лицо. Оно было квадратное, тяжёлое, более полное, чем можно было ожидать, однако достаточно плотное, чтобы не напоминать квашню. Широкий тонкогубый рот обрамляли тонкие усы, свисавшие книзу у уголков губ. Подбородок и нос не выдавались, но высокий лоб говорил о могучем уме так же, как аккуратно подстриженная короткая бородка делала его похожим на светского щёголя. Глаза – вот что было самым удивительным в его лице. Коричневые, мягкие, они казались даже более водянистыми, чем у большинства его соотечественников. Казалось, на лице Токугавы застыла вечная насмешка над этим миром, но, по крайней мере, примиряющая его с ним. И всё же… Уилл встал на колени у подножья помоста и поклонился. Он чувствовал, как взгляд принца заскользил по нему, словно тёплая волна, – вбирая его, засасывая, узнавая о нём все, хотя он ещё не произнёс ни слова. В ушах зазвенело от прилива крови, он понял, что решается его судьба, – чувство, какого он не испытывал со дня свадьбы. Тогда его постигло сокрушительное разочарование. А что сейчас? У него возникло странное ощущение, что он прожил тридцать пять лет и проплыл под парусами полмира именно ради этого момента, ради того, чтобы эта встреча состоялась именно сейчас, для того, чтобы преклонить колени именно перед этим человеком – Токугавой Минамото но-Иеясу.