Я собирался провести в Боливии полгода, но едва выдержал два месяца. Чаще всего в волонтеры идут, чтобы поездить по свету. Высокие помыслы о спасении мира и пользе для человечества тоже имеют место, но, если бы не возможность изучать географию на практике, большинство студентов сидело бы дома и никогда не оказалось в трущобах, где мальчишкам приходится отвоевывать у крыс свободное пространство, чтобы сыграть в футбол тряпичным мячом. Миссию нашей группы можно было назвать развлекательно-просветительской: мы не только показывали местным ребятишкам представления, но и пытались понемногу учить их грамоте. Мы таскали с собой здоровенные альбомы с репродукциями, совсем как учительские бригады в годы Республики, чтобы врачевать души своих подопечных при помощи Ван Гога и Босха. Мои товарищи, в отличие от меня, отказывались видеть, сколь смехотворны наши усилия. Они никак не желали прозревать. “Ты-то что здесь забыл?” — спрашивали меня. Я пожимал плечами, не желая тратить силы на бурные дискуссии. Через два месяца я решил, что с меня хватит, вернул одолженные у Вирхинии пятьдесят долларов и сел в самолет. Домой я вернулся похудевшим на несколько килограммов и с атрофировавшимся от долгого пребывания на свалке обонянием. Гальярдо уехал за неделю до меня. Он все же разыскал свою маленькую прелестницу. Перед отлетом мы ужинали втроем. Малышка была головокружительно хороша: черные глазищи, сочный рот, который так и звал поцеловать взасос, гибкое юное тело, обещавшее стать весьма аппетитным и женственным.
— Сегодня ты можешь снять ее за пару монет, приятель, но через неделю час с этой крошкой потянет на две штуки баксов. Вот что я называю спасением жизней.
Теперь вы понимаете, отчего я называю охотников спасателями. На этот раз мне предстоит позаботиться о Надим, которая приплыла в Тарифу из Мавритании и теперь не знает, что делать дальше, можно ли мне доверять и правильно ли она поступила, бросив родных, попавших в лапы к жандармам. Чтобы хоть немного согреться, она обхватила пальцами теплые бока кофейной кружки. Надим понимает по-английски, так что на этот раз мы обойдемся без переводчика. Я улыбаюсь, но девушка глядит на меня с недоверием. Я расспрашиваю Надим о планах на будущее, о том, есть ли у нее родственники в Испании, и о прочей ерунде, лишь бы хоть немного ее разговорить. Этот аспект моей работы нравится мне меньше всего. Выслеживать добычу весело, кровь бурлит, сердце бьется в радостном предвкушении. Но, достигнув своей цели, я начинаю терять интерес к охоте, жалеть, что нельзя оставить трофей себе, или переживать, что мы не сумеем найти общий язык. Иногда добычу приходится завлекать обманом. Напуганной молодой румынке, матери прелестного худенького мальчугана, я внушил, что ее сын будет играть в юношеской футбольной команде Барселоны. Решающую роль, как всегда, сыграла пачка евро, но на прощание женщина сказала: “Что ж, даже если с футболом не получится, он всегда сможет устроиться где-нибудь швейцаром”. Ей пришлось дополнить мою ложь собственными фантазиями, чтобы хоть отчасти оправдать свой поступок.