— Смотрите! — хотел он воскликнуть. — Симба убил одного из наших братьев! И за что? За то, что Осман хотел отнять у него из берлоги его бежавшего у меня раба, который скрывается в тэмбе Мудимы. Он и теперь еще находится там под защитой двух названных братьев. Друзья мои! Неужели вы допустите безнаказанно совершать такие дела? Неужели и здесь должен водвориться тот же новый порядок, благодаря которому мы изгнаны теперь с берегов Нила и области Занзибара? Можем ли мы позволить, чтобы каждый белый, явившийся сюда, оказывал покровительство беглым рабам и укрывал их у себя! Берегитесь, друзья арабы с берегов Танганайки! Берегитесь, говорю вам. Симба вооружает негров против нас; он снабжает их порохом и оружием; он поведет их войной на нас и станет здесь властелином, а вы — его рабами!
Взгляните на этого мертвеца! Его убил Симба! Если вы не бабы, то снаряжайте свои суда и пойдем вместе со мной войной на Симбу и проклятых негров Вавенди! Взгляните на него, на этого убитого! Кровь его вопиет о мщении!
Там хотел он обратиться к своим единоплеменникам в Удшидши и был уверен, что все они подымутся, как один человек, и пойдут войной на его врагов. А тогда тэмбе Лугери должно пасть, а горное гнездо Мудимы должно будет сдаться от голода. Тогда гордый, надменный Симба попадет в его руки. Иначе не могло быть. Да, но Солиман не подумал о том, что арабы завидовали ему и втайне радовались его поражению. Он не допускал возможности, что большинство из них отвернется от него и осыпет его насмешкой и презрением. Разве не могли они ответить ему:
— Почему же ты, Солиман, отправился в горы с такими запасами пороха и пуль, с таким множеством воинов для того только, чтобы изловить Лео? Не втирай нам очки! Не рассказывай сказки! Что нам за нужда доставать для тебя каштаны из огня; у нас свои дела и свои интересы. Каждый из нас охотится сам для себя! Пускай твое несчастье послужит тебе уроком, Солиман: будь осторожнее в другой раз, а на нас не рассчитывай!
Да, если бы Солиман мог рассуждать спокойно, он, вероятно, сам сказал бы себе, что его братья и единоплеменники издавна имели привычку покидать в нужде своих ближних и братьев. Но горе лишило его рассудка, и он действовал исключительно под влиянием своих чувств, а отнюдь не своего рассудка или здравого смысла, не принимая во внимание, что его чувства легко могли ввести его в заблуждение.
Он приказал теперь немедленно двинуться в путь и выйти из залива Лувулунгу, невзирая на ропот вадшидши, которые указывали на небо, уверяя, что видят на горизонте несомненные признаки близкой непогоды. Но Солиман не видел ничего, кроме безоблачного неба и легкой дымки тумана, и повторил еще раз свое приказание: немедленно сниматься с якоря и выходить в открытое озеро. Вадшидши продолжали роптать: