Со всех ближних и дальних деревень собрались жрецы и знахари, которым доверял народ, и напомнили своему вождю Мудиме о той святой обязанности, которую он должен был исполнить, грозя ему всякого рода карами разгневанных духов. Тут даже и Инкази овладел суеверный страх, и Мудима вынужден был уступить.
Налотэру немедленно по прибытии связали и, несмотря ни на какие возражения Симбы, хотели везти на остров Муциму, чтобы там, перед лицом старейшего и важнейшего божества Вавенди, совершилось ее испытание и суд.
Один только Симба старался ободрить и утешить ее, он подробно расспрашивал знахарей о предстоящем ей испытании с целью изыскать какое-либо средство к спасению бедной девушки. Но установленные правила испытания колдуний и суда над ними были строго определены и обойти их было невозможно.
Белый охотник взглянул тогда на Инкази; тот стоял молча и неподвижно, не удостаивая Налотэру ни одним взглядом. Вероятно, и он верил тому, что она колдунья, так как это соответствовало его верованиям и убеждениям, входило, так сказать, в программу его миросозерцания, населявшего все духами и чертями и приписывавшего все их таинственному влиянию.
Двадцать лодок отчалило от берега залива Лувулунгу, направляясь к прекрасному острову Муциму; Симба также отправился туда вместе со своим названным братом, желая быть свидетелем предстоящей мрачной церемонии.
Молча сидели на веслах гребцы. Мрачно и угрюмо смотрели все лица; только глаза Вамби горели злобным огнем самодовольства и злорадства, так как ему удалось поставить бедную Налотэру на край гибели.
Она ехала в первой лодке под стражей двух воинов в полном вооружении. За ней следовала самая большая ладья с вождями всего племени; здесь же были поставлены большие кувшины с оливковым маслом и пальмовым вином, предназначавшиеся для жертвы Муциму. А в темном мешке находилась кора ядовитого дерева, которую колдунья должна была съесть. Если она оставалась после этого невредима, то это было доказательством ее невинности; если же яд начинал на нее действовать, то, не дожидаясь конца этого действия, несчастную убивали самым жестоким образом.
Уже на полпути к острову, Симба, сидевший до сих пор с опущенными глазами, вдруг поднял их вверх. При взгляде на небо ему вспомнилось, что сегодня поутру спорили о том, будет ли нынче буря; теперь незачем было уже спорить. Там, в южной стороне, Муциму вздымал свою грозную голову над водой, чтобы вновь на крыльях бури пронестись над родной стихией.
«Муциму опять гневается!» — так говорили всегда Мудима и Инкази при приближении бури. И на этот раз грозный и мощный дух озера был в самом деле вправе гневаться, потому что люди собирались совершить на его священном острове такое страшное дело.