— За корабли, которые проплывают ночью мимо наших берегов, и за то, чтобы они проплывали чаще.
— Аминь, — ответил его брат, расчувствовавшись. — И пусть им никогда не суждено будет встретиться на поле боя.
Вильгельм принес походный стул, стоявший в углу комнаты и устроился на нем.
— Мы стареем, — вздохнул он, — но я сомневаюсь, что мы становимся мудрее.
— Ха, ты это говорил за много лет до того, как женился. По твоим собственным меркам ты сейчас должен считаться просто древним.
Вильгельм устало рассмеялся:
— Мне иногда так и кажется.
Ансельм ухмыльнулся, как будто ни на мгновение в это не поверил:
— Судя по тому, что я слышал от твоих слуг, я скоро снова стану дядей, так что на этом поприще у тебя все в порядке, верно?
— Да это все Изабель, — Вильгельм потер затылок. — Она меня заставляет выполнять свой долг. Скорее всего, будет еще одна девочка — судя по тому, как Изабель все время хочется жевать сыр. Думаю, так будет правильно — по четверо детей каждого пола.
Весь следующий час братья обменивались новостями и пили вино; его уровень в бутыли все уменьшался, а свечи догорели до основания. Вильгельм послал сонного оруженосца за новыми.
— Король Филипп согласится на сделку, как ты считаешь? — спросил Ансельм.
— Сомневаюсь, — отозвался Вильгельм. — У него в руках хлыст, и он не собирается его опускать только чтобы кому-то угодить, по крайней мере не сейчас, когда он чует победу.
Ансельм угрюмо взглянул на него:
— Ты можешь многое потерять. Что ты собираешься делать?
— Я… — протянул Вильгельм и не договорил: вошел оруженосец со связкой восковых свечей, перевязанных бечевкой. С ним был мрачный Жан Дэрли.
Вильгельм вначале подумал, что Хьюберт Вальтер узнал об их с Лестером частной встрече с королем Филиппом и уже сделал Жану по этому поводу промывание мозгов, как умеют церковники.
— Что стряслось? — он поднялся на ноги.
Жан подошел к нему и поклонился. Он бросил удивленный взгляд на Ансельма, а затем поклонился и ему. Ансельм ответил на поклон.
— Милорд, у меня печальные новости, — он помедлил мгновение, очевидно переживая из-за того, что собирался сказать, а затем произнес, глубоко вздохнув: — королева Алиенора умерла в Фонтевро. Она мирно отошла во сне вчера ночью…
Он замолчал и беспокойно взглянул на Вильгельма.
Ансельм перекрестился.
— Господи, упокой ее душу, — пробормотал он.
Вильгельм чувствовал себя так, будто эти слова, проникшие к нему в душу, слепились в единую массу и покрылись коркой льда, а теперь раскалываются на мелкие кусочки и разлетаются у него по венам, раня каждую клеточку. Он знал, что она была слаба здоровьем и ей недолго оставалось. Эта новость не пришла неожиданно, но она, тем не менее, раздавила его.