Тогда сильное чувство облегчения, радость, восхитительное сознание безопасности сменили так резко ее ужас, что первым ее движением было броситься в объятия своего жениха, спрятаться в них, заставить себя успокоить, утешить, как испуганное дитя; но поза Мишеля совсем не поощряла к этому порыву, и мисс Северн остановилась перед ним, придавая себе смелый вид, но с трудом удерживая слезы, поднявшиеся к горлу и ресницам.
— Я очень рада, что вас встретила, Мишель, я не знала, что так быстро темнеет…
Ироническая улыбка появилась на губах Тремора.
— Не правда ли, вы имели подобный вид в то время, когда вы читали „Красную Шапочку“? — сказал он безжалостно.
При этих словах Сюзанна была готова залиться слезами, но она сдержалась.
— Вы возвращаетесь от Мишо? — прибавил Мишель.
— А вы? — спросила она с вызовом.
— Я? я был у Дарана; мне казалось, я вам это говорил.
— Мне кажется, я вам тоже говорила, что я должна была идти к Мишо.
— Вы у них оставались долго.
Она промолчала, не чувствуя себя способной на возражение, спрашивая себя, сопровождал ли ее Мишель в лесу, или он действительно возвращался от Дарана в тот момент, когда она его заметила на дороге, где она скрещивалась с тропинкой, по которой она сама спускалась. По правде сказать, это последнее предположение казалось вероятнее, так как ничто не указывало, чтобы молодой человек появился на перекрестке обеих дорог иначе, как по одной из них. Но Сюзанне очень хотелось бы верить, что он шел дорогой браконьеров, чтобы позаботиться о безрассудной посетительнице Мишо. Однако, у него был такой холодный, такой равнодушный вид, что даже верность самого предположения не доказала бы ничего, кроме исключительной заботы о благопристойности.
Мишель даже не упорствовал в своем допросе.
— Я думаю, вы возвращаетесь в Кастельфлор? — спросил он только.
— Да, конечно.
Они пошли по узкой тропинке совсем близко друг подле друга и однако такие далекие. При неясном свете умирающего дня, деревья, уже во власти тайн мрака, принимали свои причудливые ночные формы. Одно, хрупкое, воздушное, казалось тоскующей душой, готовой улететь, но прикованной к земле; другое, громадное и угловатое, протягивало свои огромные руки, чтобы схватить какую-нибудь невидимую добычу. Там шли березы одна за другой, как белые привидения; куст гримасничал отвратительным ртом гнома; чудовищная шевелюра топорщилась над землей. Охваченная тем почти болезненным страхом, который ей внушала ночь в тихой деревне, Сюзанна застенчиво просунула свою руку под руку своего товарища.
— Мне немного страшно, — сказала она.