ее улыбка обозначала тогда почти следующее: „ах! да ведь вы здесь… я очень этому рада!“ Он на нее впрочем совсем не сердился. ее постоянное радостное оживление занимало его иногда, как нечто совершенно ему непонятное. Но лучшим моментам своего „товарищества“ с Сюзанной он обязан был тем свиданиям с глазу на глаз, которые все стали находить естественными.
Мисс Северн была неустрашимая наездница. Три раза в неделю верхом на красивой бурой лошади, полученной однажды вместо букета от ее жениха, она вместе с ним объезжала окрестности Ривайера. И это были безумно-восхитительные поездки в открытом поле или по лесу, длинные разговоры под ритм равномерных шагов лошадей.
Эти прогулки в утренние, мирные и прохладные часы доставляли успокоение Сюзанне и Мишелю, одной — отдых от удовольствий, другому — от работ.
Однако, Тремору трудно было привыкнуть к „трансатлантическими манерам“ молодой девушки.
Так, он с большим трудом согласился на ее одинокие прогулки по полям или в лесу. Сотни раз Колетта предлагала провожатого, но американочка вооружалась против всякого стеснения в этих случаях и ей пришлось уступить. Мишель, решивший вообще не брать на себя роли опекуна, чувствовал себя тем менее имеющим на это право в одном исключительном случае, который его глубоко трогал тем постоянством, с каким эта ветреная Сюзанна отдавала каждую неделю бедной семье, жившей у опушки леса, лучшее чем деньги — несколько часов своей веселой жизни.
Однажды она изложила свои теории насчет благотворительности.
— Видите ли, Мишель, благотворительные заведения недостаточны, нужно им помогать, оказывая личную помощь, но помощь разумную, не разбрасывая беспорядочно свои средства, помогать, может быть, самому ограниченному числу бедных — все зависит от суммы, которой располагаешь, — помогать им и посвящать им также хотя немного своего времени и своего сердца. Я небогата, но я могла бы прекрасно раздать здесь или там монету в десять су, пару чулок, платьице… Чтобы получилось, если бы я так поступала? Помощь, которую я приносила бы каждому из этих бедняков, была бы настолько незначительна, что их нищета не была бы нисколько облегчена. Вместо этого, я избрала одну семью, семью Мишо, и все монеты в 10 су, всю одежду, все время, которое я могу дать, я им даю. Это немного, я знаю, — и я не хвалюсь, что избавляю их от нужды, своих бедняков — деда и внучку, работающих насколько хватает их слабых сил, чтобы заменить подле дряхлой бабушки и еще малолетних детей, умерших отца и мать, — но у меня по крайней мере есть радостное сознание, что удается облегчить немного их бремя. Они рады меня видеть, я им даю советы… да, сударь, и очень хорошие советы! Я разговариваю со старухой, я браню малюток, когда они грязные, я даже сама их иногда мою! Затем, когда они послушны, я им приношу гостинцев, а в это время Марсьенн, старшая дочь, очень искусная кружевница, работает не отрываясь… Кажется, дети стали более послушными в школе с тех пор, как я проверяю баллы, и дедушка утверждает, что все стало в доме более благообразно с тех пор, как я научила Марсьенну хорошо убирать комнаты и ставить цветы в каменные горшки. Дедушке нравится видеть в доме цветы.