– Во-оздух!
– Чертовы твари, нашли!
– Заряжай! Сейчас мы его…
– Чего столбом стоишь, дура, дуй в укрытие!
Расселина ослепительного неба над узкой лесной дорогой, и в небе – серебряный проблеск. Стремительный, сверкающий, СВОЙ! Рвется крик сквозь позабывшее слова горло: вернись, я здесь, мы здесь! Широкий разворот над лесом. Выстрелы, грохот, треск, огонь, дым.
Плачет дочка.
Надсадный кашель над ухом, хрип:
– Хватай мелкую и дуй к реке. Сгорим все на фиг здесь, ветер на нас. Слышишь? Поняла?
Плачет дочка, невесомые бабочки щекочут крыльями сердце, и рождается в груди странное, непривычное, звериное: не отдам! Моя!
– К реке, давай, дура, бегом!
Треск, дым, крики за спиной. Проблеск картинки перед глазами: внизу горит лес, в расселине лесной дороги мечутся крохотные фигурки, разворачивая гранатомет с дурацким длинным стволом, чуть дальше – серебристая полоска реки, затянутая спокойной дымкой. Туда огонь не дойдет.
Грохот бьет по ушам, удар – и тьма. Чужая тьма. Жаль. Жаль, но на самом деле не важно. Важно другое, река – там.
Серебристый туман, широкий пляж, плеск воды, сюда почти не доносится жуткий треск горящего леса. Вода холодная.
– Ш-шш… успокойся, ты моя, не отдам. На вот, поешь…
Медленно катится к закату солнце. Выходят к реке обгоревшие, шатающиеся фигуры. На черных от копоти лицах – оскалы улыбок.
– Лагерь менять…
– Ничего, зато все живы.
– Эй, док! Второй змеевкой не разжились, извини, со сравнительным анализом придется подождать!
Смеются.
– Эй, чучелко, ты как? Надо же, спит. – Глаза мужчины светло-серые, как дымка над водой, когда смотришь сверху, с неба. – Ну что, молодец ты. – Неловко, ребром обожженной ладони, проводит по волосам. – Глупая змеева девка, как же тебя все-таки звать…
– Ле… – Горячий воздух царапает гортань, ком в горле сжимается, ощетинивается колючками – и лопается. – Ле… ли.
Серую реку морщат первые капли дождя. Дочка спит.
Наталья Загороднева
Крылья
Он позвонил в три ночи. Я хорошо запомнила это, потому что держала телефон в руках, наблюдая, как сменяются цифры на дисплее. Знала, что он позвонит? Нет. Ждала, но не знала.
– Разбудил?
– Да, – соврала, а зачем? Не хотелось, чтоб знал, что жду его звонка.
– Прости.
– Ничего.
И молчим. С ним удивительно легко молчать. Он чувствует все, о чем думаю, и я слышу его мысли. Или просто говорим сами с собой, а телефон нужен, чтобы оправдать все нелепости, приходящие в голову?
– Я соскучился.
– А я палец порезала.
– Сильно? Болит?
– Болит. Еще как.
Болит, да. И вовсе не палец. Душа. И крылья. И он знает.
– Пройдет.
– Да, пройдет.