— Честно признаться, я ничего не понял.
— Этого и следовало ожидать, — теперь Мономах по-настоящему разозлился. Но вдруг вспомнил, что Леха все еще ничего не знает о ядерной установке.
Тем временем Дардыкин продолжал играть обиженного.
— Нет, я все понял, — сквозь зубы процедил он, — кроме одного — при чем здесь чеченцы?
— А разве я говорил о чеченцах?
— Нет. Но о них говорил я.
Чтобы внести ясность, Мономах как можно доходчивее изложил Дардыкину результаты своих телевизионных исследований. А затем поделился теми выводами, которые напрашивались сами собой. Леха был потрясен.
— Да, не ожидал, что мы вляпаемся в такое дерьмо, — мрачно заключил он и спросил: —
И что теперь делать? Рвать когти? Или продолжать в том же духе?
— Я не знаю, — пожал плечами Мономах. — Возможно, я попытаюсь связаться с ФСБ и сообщить им имеющиеся факты. Перекину историю с черным чемоданчиком тем, кто должен заниматься подобными проблемами.
Леха демонстративно поморщился, всем своим видом давая понять, что эта идея ему не очень-то по душе.
— Так возможно или точно попытаешься? — с ехидцей уточнил он и тут же серьезно добавил: — Сам знаешь, это может плохо кончиться. Нас точно лишат лицензии. Это факт!
— Ты прав, к сожалению… Но, чем больше думаю над всем этим, тем больше убеждаюсь, что без привлечения «службистов» тут не обойтись. Да, мы завязли в этом деле по самые уши. Да, у нас могут быть крупные неприятности. Да, мы можем лишиться всего, что имеем. Но сколько можно убеждать себя, будто ничего не произошло? Месяц? Два? Три?.. За это время, вероятнее всего, чемоданчик вновь перекочует к чеченцам. Генерал, если останется жив, в чем я очень сомневаюсь, все свалит на нас. Мы по уши в дерьме, и у нас вообще нет шансов на победу.
— А мы можем безболезненно отступить?.. Ну так, чтобы остаться при своих интересах?
— Нет. Ни победы, ни отступления… Странное состояние. Словно ты подвешен в воздухе и вот-вот упадешь.
— А как же генерал Бобров? — предпринял последнюю попытку Дардыкин. — Ведь еще совсем недавно у тебя были другие планы… Он же, этот сукин сын в погонах, подставил нас, как детей! Обвел вокруг пальца! Натравил на нас этих вонючих черномазых шакалов!
Леха перевел дыхание и вытер выступивший на лбу пот. Он был возмущен до глубины души и, судя по всему, страшно разочарован.
— Еще вчера я не знал, в чем суть проблемы, — спокойно ответил Мономах. — Поэтому и собирался объявлять Боброву войну.
— А что изменилось сегодня?
— Многое. Ситуация гораздо серьезнее, чем может показаться с первого взгляда. Мы влипли в историю. Это неприятно. Особенно, если учесть наши потери. И то, что нас еще ожидает. Но этот кошмар должен закончиться! Я завтра же звоню полковнику Головко и сообщаю ему все, что мне известно. Пусть разбирается с генералом сам.