Не циничные рассказы (Лукницкий) - страница 21

Я не смею просить Твоей руки, она для меня равнялась бы скипетру короля, но, увы, королевой сделать Тебя могу пока только на словах.

Ты прости меня, мне сегодня грустно. Осень пакостит душу, а скоро придет ненавистная зима, наступят холода, я буду мерзнуть, кутаться в пуштун, который Ты подарила мне...

Прости.

Ты знаешь, а может, мне удастся сочинить себя, тогда Ты снова будешь со мной. Я сочиню себя таким, как ты хочешь, и смогу каждый день водить Тебя в твой любимый ресторан...

Кудрявый молодой человек не успел ничего написать дольше, потому что Евгений Михайлович вырвал у него лист, скомкал его и буквально заорал:

- Поедем немедленно к ней, я ей скажу, что такими людьми бросаться невозможно, такие, как вы, рождаются раз в сто, нет, в тысячу лет...

- Евгений Михайлович, - сказал молодой человек, - простите меня, но всю эту комедию на десяти страницах я написал только для вашей последней реплики. Я, видите ли, изучаю вас то недолгое время, что вижу. Мне интересна ваша улыбка, ваша хмурость, ваша отрешенность, я только никогда не слышал, как вы кричите, вот мой эксперимент удался... Я вывел вас из состояния депрессии, вылечил. А что до вашего благого порыва - примирить меня с моей возлюбленной, - так не надо этого делать, все разрешится само собой. Ведь нас всех тоже кто-то сочиняет, может быть, кудрявый молодой человек, а, может, Ананкина из 4-й бригады... Кстати, книгу судеб я заказал в Библиотеке бытия, вот том, полистайте...

- А чем вы собираетесь закончить этот рассказ?

- А чем угодно, любой строкой из известной вам книги. Например: "А знаете ли вы, что у Алжирского бея под самым носом шишка?"

- Все это хорошо, - возразят мне, - но дочь профессора работает в "Независимой газете".

- Ну и что, - отвечу я, - пусть себе радуется жизни, милашка...

Евгений Михайлович умер в Москве, не дожив до перестройки.

РАНА НА СПИНЕ

1.

Стас Пригорин был громадного роста, широкоплеч, но не сутул. И сапоги носил самые большие. В сорок четвертом зимой был ранен под Ленинградом. Валялся в январском снегу, пока его не подобрали санитары. Выходила его медсестра Ирина. На фронт Стас больше не попал. В этот же год на Ирине женился. Детей у них не было.

Стас был ранен в спину. Она болела, и врачи в сорок восьмом и дальше отправляли его к теплому морю залечивать старые раны.

Сломался Стас Пригорин на желтом песчаном берегу в Ялте. Волны рассыпались о валуны и мелкими брызгами окатывали Стаса. Ирина уже уплыла. А он стоял на берегу, докуривал папиросу, пыльную, как кипарисы на центральной улице, и безвкусную, как теплая вода.