Он прижался ко льду лицом и разглядывает меня. Однако я не понимаю, что вижу. Мое сознание ускользает, подобно приливной волне…
Шестнадцатое апреля, четверг
Эстен Марьяваара проснулся в своей избушке в поселке Пирттилахти в четверть четвертого ночи. Его разбудил свет. В конце апреля темнеет не более чем на час. И даже опущенные жалюзи мало помогают. Солнце проникает между ламелями, посылая тоненькие лучи в отверстия, через которые продеваются шнуры, и в щель между жалюзи и подоконником. Но даже если бы он забил окно досками или спал в комнате с глухими стенами, наверняка бы проснулся. Потому что там, снаружи, все равно есть свет. И он притягивал, манил Эстена, мягкий и беспокойный, словно одинокая женщина. Будет лучше приготовить себе чашечку кофе, решил он.
Марьяваара встал босыми ногами на ледяной пол, подошел к окну и поднял жалюзи. Термометр за окном показывал минус два. Начавшийся вчера вечером снегопад продолжался всю ночь. Наст, образовавшийся после оттепели на прошлой неделе, когда несколько дней шел смешанный со снегом дождь, еще больше окреп, так что теперь можно будет прокатиться на лыжах вдоль берега реки Торнеэльв в сторону поселка Тервасковски, туда, где на порогах прячется за валунами хариус.
Он зажег плиту на кухне, взял в прихожей красное пластмассовое ведерко и направился к реке за водой. Эстену Марьяваара предстояло преодолеть всего несколько метров, но он ступал осторожно, опасаясь обледенелых лужиц, припорошенных свежим снегом. Наткнешься на такое предательское место — и последствия могут быть тяжелыми.
Солнце стояло прямо под линией горизонта, растекаясь желто-красными полосами по холодному небу. Скоро оно поднимется над еловым лесом, заиграет на красных панелях домов. Снег на замерзшей реке легок, как шепот. «Не надо волноваться, — успокаивает он ее, — здесь никого нет, кроме нас с тобой».
Эстен остановился с ведром в руке, посмотрел на воду и прислушался. «Все так, — подумал он. — Тому, кто встает раньше всех, принадлежит весь мир». Домов по обе стороны реки немного, но только из его трубы шел дым. Должно быть, остальные избы пустовали, пока их хозяева прозябали в городских квартирах. Бедняги.
Эстен подошел к проруби, которую собственноручно выпилил возле причального мостика и накрыл люком из фриголита, чтобы она не замерзла снова. Потом разгреб снег и поднял крышку.
Барбу отказывалась пить речную воду, поэтому при ней они всегда привозили с собой баллоны из города.
«Фи! — содрогалась она, поднимая плечи к ушам. — В нее же стекает вся гадость из окрестных поселков».