Пенни рвало нецензурщиной. Опьяненная блаженством, она хрипела и квакала от вожделения.
– Дай лавине захлестнуть с головой и покатиться дальше!
Пенни застыла, разинув рот. Поток площадной брани стихал; она медленно приходила в себя.
Ведьма бережно извлекла олений рог.
– Этой пытке конца не будет, – промолвила она. – Ты не узнаешь покоя до тех пор, пока не сразишь Макса – или он тебя.
Баба принялась накладывать смягчающий бальзам из давленых сороконожек на кровоточащие потертости, уже возникшие у Пенни в промежности.
– Науку, которую я преподаю тебе, – сказала она, – ты должна распространить среди всех женщин мира, чтобы они могли постоять за себя в этой войне с эротическим злом.
Седобородка говорила без горечи. Нагая, она лежала навзничь на просторном ложе из мха и перьев, раскинув ноги и без стеснения позволяя обозревать дряблую кожу ее интимного треугольника. То поглаживая себя, то похлестывая в том месте веничком, она делилась воспоминаниями. Каждое движение отзывалось новым словом, а то и целым предложением, как будто скитница читала по складкам собственной кожи.
– Я осиротела в жестокий век. Ранним утром нашла ее, мою маму, измочаленную, поломанную, у подножия утеса, где она, должно быть, собирала яйца ржанок. – Слепой взгляд был устремлен в прошлое. – Взяв холодную мамину руку, я с мольбою прижалась к ней, зная, что не должна ни рыдать, ни кататься в истерике, чтобы не растратить живущую во мне энергию моего пола.
Так скорбящий ребенок поддерживал свои силы на протяжении многих часов. Увы, любострастники из родной же деревни догадались, что беззащитное и безнадзорное дитя находится отныне в их власти. В ту же ночь, когда юная Баба впервые осталась наедине в лачуге, они хищно атаковали.
Хрипловатым от ностальгических переживаний голосом Седобородка рассказывала:
– Их жадные руки и члены стали тем компасом, который раскрыл мне географию моей сокровенной женственности. С каждым новым проникновением я все глубже и точнее знакомилась с собственным внутренним устройством.
Отшельница поведала, как по ночам в ее хижину набивались орды. Многие пользовали мягкое детское тело ради греховных удовольствий, но Баба твердо решила, что возьмет от каждого что-то взамен. Если не получается их остановить, то можно хотя бы научиться ими управлять, разжигая или приглушая степень удовольствия. Будучи еще отроковицей, она приняла и обслужила тысячи блудодеев, сумев обернуть их похоть к личной выгоде. Эти беспощадные ночи и стали ее университетами. В муках и стонах обретала она бесценное сокровище: неслыханный опыт половой жизни.