Вскоре на корабле прошел слух, что не все ладно с молодой супругой миллионера. Какая-то она странная, точно вне себя, по крайней мере, иногда с ней такое случается. Уж не наркоманка ли? Ходит как-то подчеркнуто изящно и в то же время словно заведенная, или как лунатик. Глаза хотя ясные, но безжизненные, никогда другим она не глядит в глаза, а чего стоят ее ответы невпопад, будто плохо слышит и всячески скрывает этот недостаток. Иногда же она слишком оживлена, точно одержимая.
- Что ни говори, у нее не все в порядке. Я это сразу подметил. Если хорошенько разобраться, не такие уж они счастливые, неспроста избегают других и держатся особняком. Нет, это только одним чванством и высокомерием не объяснишь!
- Да, причины куда серьезнее. Только они стараются их скрыть.
- Что-то трагическое в их счастье! Пожалуй, и миллионерам не все под силу.
- А может, она серьезно больна, подумать только, такая красивая. Наверно, не совсем в своем уме? Жаль, ах, как жаль ее.
- Жаль обоих! Кто бы мог подумать!
- Бросьте сокрушаться. Что мы знаем о них! Поделом! Должна же постигнуть какая-то кара таких людей!
- Я слышала, что она совсем развалина, все тело в красных точках от уколов.
- 'Говорят, он спас ее из одного страшного места, встретил там и влюбился без памяти!
Во всех этих разговорах злорадное торжество превалировало над сочувствием. Теперь за парой наблюдали по-иному - с подозрительным любопытством и жаждой скандальной сенсации.
Отметив изменение атмосферы, Ашвел встревожился, но в причинах не мог разобраться. Одновременно ему показались настойчивыми и энергичными притязания одного из поклонников. Это был венесуэлец, увешанный золотыми и бриллиантовыми побрякушками, отпрыск богатого семейства, должно быть, из нефтяных магнатов. Он позволял себе нечто большее, чем обычный флирт. Преднамеренно часто попадался на их пути и всякий раз, проходя мимо Евы, старался вплотную приблизиться к ней, почти задевая, то ли чтобы возбудить в ней что-то своим прикосновением, то ли чтобы передать тайное послание. Как ни нелепо, но уколы ревности и недоверия мучили Ашвела сильнее, чем когда-либо.
После ужина он обычно прогуливался один на верхней палубе, оставляя Еву в распоряжении Коры, та раздевала ее и готовила ко сну. Он курил сигару на свежем морском воздухе, делая глубокие вдохи и выдохи между затяжками, тем самым упражняя диафрагму, помогая работе желудка. Ашвел глядел на раскинувшуюся гладь океана с видом художника и поэта, восторженного ценителя игры красок и света. Летучая рыба высоко взметнулась над палубой, шлепнулась ему под ноги и лежала распластавшись, как птица, попавшая в беду, смахивая на ласточку с ее черно-белым оперением.