«Что это такое: где я был? Точно сумасшедший дом, – рассуждал он сам с собою, – что такое говорил этот господин: классическая комедия, Мольер не классик… единство содержания… «Женитьба» – фарс, черт знает что такое! Столпотворение какое-то вавилонское!.. Хорош же у них будет спектакль… и комедия хороша, нечего сказать. Вместо стихов – рубленая солома, но главное: каков виконт-то волокита, – тьфу ты, проклятые! Ничего подобного и не слыхивал! Видно, в самом деле старуха моя права; все это глупости, и глупости-то страшные! Или уж я очень одичал, так не понимаю ничего, – черт знает что такое?»
Пришед домой, он застал жену в постели, с повязанной головой. Рымов посмотрел на нее. Анна Сидоровна отвернулась.
– Аннушка! Что с тобой? – спросил он, раздеваясь; но она не отвечала.
– За что ты сердишься? Что такое я сделал? Больна, что ли, ты?
– Да, – отвечала она.
– Что такое у тебя болит?
– Да вам зачем? Играйте там, дайте хоть умереть спокойно.
– Опять старые песни!
– Лучше бы к какой-нибудь поганой актрисе вашей отправились ночевать. Зачем меня пришли мучить?
– Тьфу ты, дура этакая! Лежи же, валяйся… терпения нет никакого!
– Что ж вы, подлец этакой, ругаетесь? Ступайте вон! Квартира моя – разбойник! Еще убьете ночью, пожалуй.
Рымов плюнул и ушел в другую комнату, погасил свечу и лег на голом диване. Прошло часа два, но ни муж, ни жена не спали; по крайней мере так можно было заключить из того, что один кашлял, а другая потихоньку всхлипывала. Наконец, Анна Сидоровна встала и подошла к дверям комнаты, где лежал муж.
– Витя, ты спишь? – начала она ласковым голосом.
– Нет, а что?
– Поди ко мне, мамочка, тебе там жестко.
– Ругаться станешь.
– Нет, мамочка, я виновата.
Рымов встал и перешел к жене на кровать.
– Не играй, Витя! Пожалуйста, не играй: погубишь ты себя и меня!
– Чем же я погублю тебя?
– Избалуешься, мамочка, опять избалуешься, еще, пожалуй, влюбишься… вы ведь при всех, без стыда, целуетесь, это уж какое дело семейному человеку.
– Отвяжись, пожалуйста: я спать хочу!
– Спи, ангел мой, авось, тебя бог образумит.
Анна Сидоровна поцеловала и перекрестила мужа.
Дня через два Дилетаев разослал ко всем роли; но, кроме того, он заехал к каждому из действующих лиц и сделал им, сообразуясь с характером, наставления и убеждения.
Осип Касьяныч, получив роль, пришел в совершенный азарт; он бросил ее на пол и начал топтать ногами, произведя при этом случае такой шум, что проживавшая с ним сестра подумала, бог знает что случилось, и в большом испуге прибежала к нему.
– Батюшка, Осип Касьяныч! Что это такое с вами? – спросила она.