Комик стоял нахмурившись; Дилетаев вышел из терпенья и пожал плечами.
– Я имею, сударыня, дело не с вами, а с вашим мужем, – заметил он. – Не угодно ли вам, Виктор Павлыч, по крайней мере объяснить мне, почему вы не желаете участвовать в нашем спектакле. Общество у меня собрано приличное и вас никоим образом не может компрометировать. Если вы недовольны пиесой, то и это опять несправедливо. Вы сами ее очень хвалили. Я, с своей стороны, готов бы даже был уступить вам свою роль из моей комедии, которая действительно идет очень хорошо. Но сами согласитесь: я автор и писал ее нарочно для себя. Кроме того, Виктор Павлыч, я позволяю себе вам заметить, что у меня играют люди благородные, которые и не сродны к этому делу и заняты другими обязанностями; но они, желая доставить мне удовольствие, играют. Я должен прямо вам сказать, что в последствии времени мог бы быть полезен для вас.
– Нам, бедным людям, не след мешаться между благородными, – возразила Анна Сидоровна.
Но Аполлос Михайлыч не обратил никакого внимания на ее слова.
– Сделайте милость, господин Рымов, решите мое сомнение, – отнесся он к комику.
– Я отказываюсь потому, что эта пиеса не может идти, – отвечал тот.
– Отчего же не может?
– Оттого, что никто не играет.
– Вовсе нет-с, напротив: все играют, а ролей только еще не знают. Разве Фани не играет? Разве Никоя Семеныч не отчетливо хорош в Кочкареве?
– Они знают роли.
– И с этим я не согласен. Они выполняют роли, а прочие тоже выучат, – это уж мое дело!
– Прочие даже и стоять на сцене не умеют.
– Вы очень строго судите, милый мой, – возразил Аполлос Михайлыч. – Не знаю, участвовали ли вы когда-нибудь в благородных спектаклях, но только я скажу, что это совсем другое дело, чем публичный театр. На нас будут смотреть, как на любителей, которые, для собственного удовольствия, разучили несколько сцен – и только. Вы сказали, что Осип Касьяныч, Юлий Карлыч и Мишель не умеют стоять на сцене. Это совершенно справедливо, и поверьте: я, имея это в виду, сегодня ночью придумал превосходный оборот. Мы выкинем из пиесы все сцены, где участвуют экзекутор, моряк, офицер этот и, наконец, сваха и тетка.
– Как же вы это выкинете? – спросил комик с некоторым удивлением.
– Так просто, как обыкновенно выкидывают.
– Тогда выйдет чушь, которой нельзя будет и понять, – возразил комик.
– Из фарса, господин Рымов, что ни делай, никогда чушь не выйдет, потому что он сам по себе чушь. Но эта пиеска переработается даже прекрасно, так что перещеголяет, я думаю, подлинник, потому что будет иметь единство.