Вернувшись в мужское отделение, я навестил Алана Фостера, до сих пор пребывавшего в сильном волнении.
– Они все время отдают мне приказы, – пожаловался он. – И никуда не денешься…
Я дал ему успокоительное, поговорил с ним и отправился к другим пациентам – мистеру Куку, мистеру Мюррею, мистеру Дрейку. Вспомнилось, как мы с Чепменом играли в шахматы и беседовали. Сам не заметил, как забрел в комнату отдыха. В одном из потертых кресел сидела Джейн и утирала слезы платком.
– Извини, – смущенно пробормотал я. – Не думал, что здесь кто-то есть…
Я уже собирался уйти, когда Джейн подняла на меня взгляд. Что предпринять, я не знал. Растерянно топтался на пороге, но что-то в лице Джейн заставило меня остаться. Была в ее глазах мольба, живо отозвавшаяся в моем сердце.
– Неужели ничего нельзя исправить? – спросила она.
– Ты о чем? – довольно неубедительно изобразил недоумение я. На всякий случай выглянул в коридор.
– Не бойся, – сказала Джейн. – Никого тут нет. Сигаретой не угостишь?
Я выполнил ее просьбу, и Джейн закурила.
– Спасибо.
Сделав несколько затяжек, она спросила:
– Что там у вас творится в комнате сна?
– Не знаю. Но ситуация не слишком благоприятная.
– Как думаешь, Мейтленд сумеет их разбудить?
– Пациенток уже давно надо было перевести в Ипсвич. У нас нет необходимого оборудования. Не знаю, что с ними, но своими силами тут не справиться.
– Ты говорил об этом Мейтленду?
– Да.
– А он что?
– Не согласен.
Джейн вздрогнула и плотно сдвинула колени.
– Я тут подумала… – Она запнулась и снова заговорила не скоро. – О своем поступке. Я понимаю, почему ты был так зол. Нет, правда. Прости, что не сказала. Просто случая подходящего не было. Я была с тобой счастлива и не хотела все портить.
Пола халата Джейн задралась, и я вынужден был отвести взгляд. Стоило вспомнить о ее горячей коже под шелком, и меня против воли охватило возбуждение.
– Здесь такие вещи обсуждать неудобно, – заметил я.
– Почему? Нам никто не помешает. Я проверяла график дежурств.
– Ну хорошо, на самом деле я считаю, что нам не о чем говорить.
Ничего не скажешь, любезный отказ.
Джейн повернула голову, во всей красе выставляя длинную шею и безупречный профиль. От слез глаза сияли еще ярче, чем обычно.
– Просто хотела, чтобы ты знал: я тебя понимаю, – сдавленным голосом произнесла Джейн. – Вот и все. Надеялась… – Она еще раз затянулась и добавила: – Обсудить все, как взрослые люди.
Я подошел к окну. «Бентли» Мейтленда был припаркован снаружи, и я снова подумал о честерфилдском диване. Вообразил темноту, ритмичный скрип кожи, стоны наслаждения. Вот Мейтленд сжимает своими огромными руками полные груди Джейн. У меня даже голова разболелась.