Подобное нарушение режима вызовет проблемы – запоры, геморрой и все в таком духе. Но по-другому никак, к тому же сейчас это может спасти им жизнь. Для пациенток комнаты сна болезнь может оказаться смертельной. А если все же заразятся, лучше их не кормить. В общем, все должно было обойтись при условии, если я сам не паду жертвой болезни.
Над покрытой инеем вересковой пустошью взошло солнце, и по скользкой тропинке я направился к общежитию для медсестер. Впустила меня едва переставляющая ноги сестра Дженкинс. Сохранять вертикальное положение она могла, только прислонившись к дверному косяку. Оказалось, всем до единой медсестрам за ночь стало только хуже. Вскоре сестра Дженкинс прервала мои сочувственные расспросы, приказав:
– Возвращайтесь в больницу. Если понадобитесь здесь – позвоню.
Стало ясно: разговор окончен. Только вернувшись в больницу, сообразил: никто даже не вспомнил, что сегодня Рождество.
В семь часов пришла миссис Хартли. Пухлые щеки разрумянились на морозе. Видимо, эта женщина была сильна как бык.
– С Рождеством, доктор Ричардсон, – бодро провозгласила миссис Хартли. Она не позволяла обстоятельствам себя сломить.
– Вас тоже с Рождеством, миссис Хартли. Как мистер Хартли?
– Немного лучше. Тошнить перестало, но, когда пытается встать, голова кружится.
– Не забудьте – больному надо больше пить.
– Обязательно, доктор. Приготовить вам завтрак?
– Да, спасибо большое, миссис Хартли.
Я позвонил Мейтленду в Норфолк и рассказал о случившемся. Он одобрил принятые мной меры предосторожности в отношении пациенток комнаты сна и похвалил за находчивость.
– Точно справитесь? – уточнил Мейтленд.
Вопрос меня задел. Возникло впечатление, будто Мейтленд сомневается в моей профессиональной состоятельности, и я сдуру ответил:
– Да. Если не заболею, конечно.
– Вот и молодец. Почувствуете недомогание – звоните, приеду сразу же.
Положив трубку, я сам удивился, почему так стараюсь произвести на Мейтленда впечатление.
Все Рождество я разносил еду, проверял состояние пациентов, вытирал рвоту. Вечером, после ухода миссис Хартли, позволил себе несколько минут посидеть на веранде. Холодный воздух действовал освежающе, ясное зимнее небо усыпали звезды. Я был совершенно измучен.
В комнате сна пациенткам опять снились сны. Я шел между кроватей, обращая внимание на вращающиеся глаза. Мариан Пауэлл то открывала, то закрывала рот. Я остановился рядом и вгляделся в ее лицо – тонкий острый нос, рыжие ресницы. Она пыталась что-то сказать. Я наклонился поближе. Сначала слышал только напряженное дыхание, но постепенно звуки превратились в слова.