— Если на то воля моего мужа, — заявила Эрмин, — я уеду в Валь-Жальбер. Но я умоляю тебя, Тала, позволь мне взять с собой Киону, по крайней мере, пусть хоть Рождество она отпразднует там. Мне кажется, что будет не так тяжело, если она поедет с нами. Тала, я понимаю, что требую от тебя большой жертвы, но согласись, прошу тебя! Ей будет хорошо вместе с моими детьми.
— Ни за что! — возразила индианка. — Это совершенно невозможно, и ты знаешь почему. И потом, я не разлучусь со своей дочерью. И не настаивай! Несмотря на всю мою любовь к тебе — нет и нет! Ноги Кионы не будет в Валь-Жальбере! Никогда!
Решение было бесповоротным. Эрмин встала и ушла к себе в комнату. Никогда в жизни она не была столь несчастна.
На берегу реки Перибонки, воскресенье, 3 декабря 1939 г.
Эрмин не выходила из своей комнаты, ей нужно было подумать, но она пребывала в таком отчаянии, что даже размышления требовали от нее мучительных усилий. Стены дома были достаточно тонкими, чтобы не мешать теплу распространяться из одной комнаты в другую, и ей был слышен голос Тошана. Ее муж продолжал упрямо спорить с матерью.
«Они могут ссориться так часами, это ничего не изменит, — молча сетовала Эрмин. — Слишком поздно, наша судьба предопределена. Сколько канадских женщин пребывает сейчас в таком же состоянии, как и я, оплакивая отъезд мужа, сыновей или братьев? Господи, я ведь не одна-единственная такая! Не понимаю! Во имя чего наши мужчины не сегодня-завтра должны покинуть свои дома? Война! Проклинаю эту войну! А если Тошан погибнет? Нет, нет, это невозможно…»
В дверь тихонько поскреблись, как кошка коготками. Молодая женщина поднялась с кровати и пошла открывать. На пороге стояла Киона.
— Заходи быстрее, — сказала Эрмин.
Ее заплаканное лицо и покрасневшие веки красноречиво свидетельствовали о пролитых слезах.
— Я знала, что ты плачешь! — пробормотала девочка.
— И ты пришла ко мне! До чего ты милая! Да, мне очень грустно, потому что Тошан уедет далеко-далеко, в другую страну, где идет война, — объяснила она.
Киона встала возле печки, словно ей было холодно.
— Скажи, Мимин, почему я не могу приезжать в Валь-Жальбер? — спросила она задумчиво. — Ведь это твой поселок, правда? Я слышала, как мама это говорила, пока ты играла с Мукки.
Растерявшись от такого вопроса, Эрмин привлекла девочку к себе.
— Твоя мама не любит ни города, ни мой поселок, — объяснила она шепотом. — Я знаю Талу с рождения Мукки и могу точно тебе сказать: она предпочитает жить в лесной глуши. Кроме того, ты этого не знаешь, но, наверное, в Валь-Жальбере почти никого не осталось. Когда мне было столько лет, сколько тебе, это был крупный промышленный поселок с большим населением. А сегодня там так уныло!.. Не горюй! Нет ничего красивее нашего леса, нашей поляны и нашей реки. Здесь мы у себя дома.