— Ты наконец поняла, почему я принял это решение? Я так счастлив, Эрмин. Нам осталось только одно — воспользоваться этим последним днем, когда мы вместе. Мне хочется увезти с собой хорошие воспоминания!
Тошан подкрепил эти слова выразительным взглядом. Тала одобрительно кивнула головой; Мадлен перекрестилась и встала взять с полки миски. Все было сказано. Теперь она беспокоилась о том, что дети, должно быть, проголодались.
Прижавшись к мужу, Эрмин почувствовала дрожь в его теле. Он был взволнован, встревожен, и это потрясло ее.
«Я должна поддержать его! — подумала она. — Я жаловалась, протестовала, но я-то буду в безопасности, в кругу семьи. А он будет один, вдали от любимых людей. Он приносит огромную жертву: по-настоящему счастливым он чувствует себя только здесь, на своей земле, в лесу. Тошан исполняет долг чести, во имя справедливости и свободы».
— Я горжусь тобой! — подтвердила она, глядя на него со скрытой страстью. — Прости, что я огорчала тебя упреками. Нам, женщинам, хорошо, нам не нужно идти воевать…
— Это неправда! — возразил он с горечью. — Вот, например, Грацианна добровольно записалась в армию. Она, наверное, уже в Европе.
— Грацианна? — удивилась Эрмин. — Господи, вот бедняжка!
Она представила себе услужливую девушку, которая помогала ей четыре года назад. Грацианна работала официанткой в кафе, находившемся на набережной Перибонки.
«Я приехала в канун Рождества тридцать четвертого года с неотвязно мучившей меня мыслью разыскать Тошана, — вспоминала она. — Грацианна представила мне своего брата Рюделя, у которого был автомобиль на гусеничном ходу. И как раз перед тем, как ночью уехать, я пела в церкви для сирот, которых опекали монахи-францисканцы. Она была в восторге от моего пения, и я пообещала ей, что вернусь, и так и сделала. Мы подружились…»
— Но почему? — спросила она громко.
— Я сам ее не видел, — уточнил Тошан, — мне об этом рассказал ее хозяин. Ее брат Рюдель тоже записался, отдав своего сына на попечение монахам. Пьер перекупил у него гусеничный автомобиль. У Грацианны нет ни жениха, ни возлюбленного, и она решила, что это ее долг.
Как только он замолчал, Эрмин позвала детей, поскольку какао было уже готово. Тала вышла, хлопнув дверью. Индианку обуял бессильный гнев, она обошла дом, не обращая внимания на снег, который падал ей на волосы и на пальто. Она чувствовала себя потерянной, словно оказалась на краю жуткой бездны. Эта нескончаемая зима, которую ей предстояло провести в одиночестве в лесной глуши без поддержки сына, без криков и шалостей ее внуков, не предвещала ничего доброго. Больше всего ее беспокоила безопасность малышки. Хватит ли у нее сил защитить ее от случайных бродяг и промышляющих в лесу злоумышленников? И что ей делать, если Киона заболеет, а они будут отрезаны от всех?