— Симон! — крикнула она. — Симон!!!
Тщетно она оглядывала окрестности, юноши нигде не было видно. Вдруг слева в подлеске она различила, что на дереве что-то белеет. Это был он. Его выдала белая рубашка.
— Симон! — вновь окликнула она.
Юноша стоял в развилке ствола старого вяза, там, где в детстве они с братьями строили укрытие, давно снесенное снежными бурями. Эрмин в ужасе выкрикнула:
— Нет! Не делай этого!
На шее старшего сына Бетти была веревка, привязанная другим концом к толстой ветви. Если он спрыгнет с крохотной опоры, все будет кончено.
Эрмин крикнула громче, протягивая к юноше руки:
— Симон, умоляю! Не прыгай!
— Уходи! — Голос Симона был искажен бесконечным страданием. — Оставь меня, я больше не могу!
Он споткнулся и едва не сорвался вниз. Эрмин в отчаянии смотрела на него.
— И все же, Симон, ты не можешь повеситься! — убежденно сказала она, потихоньку подступая ближе. — Ты не имеешь права умереть. Послушай. Ты только что потерял мать, я понимаю, как это ужасно и невыносимо больно. Но подумай о младшей сестренке, об отце, об Эде… Ты что, хочешь доставить им новые страдания? Умоляю, сними петлю с шеи. Сделай это хотя бы для меня, Симон, я люблю тебя как брата…
Эрмин молитвенно прижала ладони к грубой коре старого вяза.
— Ты не посмеешь покончить с жизнью при мне, чтобы это видение вечно стояло у меня перед глазами! — воскликнула она. — Представь, что чувствовала бы Бетти, увидь она такое? Что, если она видит тебя в эту минуту и плачет… Перед кончиной она поручила тебе заботиться о братьях и сестренке, сказав, что ты сильнее, чем думаешь! Она была права. Так сжалься над нами, сними петлю! Я не уйду отсюда. Я останусь здесь, пока ты не откажешься от того, что задумал.
Эрмин не выдержала и зарыдала.
— Но почему? Почему?! — вопрошала она, стоя с запрокинутой головой, чтобы не выпускать Симона из виду. — А Шарлотта? О ней ты подумал? О том, каким это будет несчастьем для нее?
— Для нее это только лучше, — возразил Симон. — Мне вряд ли удалось бы сделать ее счастливой. Мама хоть после свадьбы была счастлива, но мне и этого не дано…
К громадному облегчению Эрмин, он все же снял с шеи скрученную из конопли веревку.
— Спускайся, поговорим. На тебя просто нашло затмение. Прошу, спускайся!
Симон соскользнул с дерева по веревке, все еще привязанной к ветке. Приземляясь, он подвернул ногу.
— Ой! Щиколотка! Это все из-за тебя! — Лицо Симона исказилось от боли.
— Ты хотел покончить с собой, а теперь ноешь из-за легкого ушиба. Бедный Симон, ну и напугал же ты меня!
Эрмин обняла юношу, который едва не свел счеты с жизнью, ее поразило соприкосновение с этим живым горячим телом. С Симона слетела напускная бравада, и он заплакал.