«Шифоньер» показался ему каким-то не своим, слишком напряженным, и Николай в который раз за последние дни испытал подзабытое уже с юности чувство «де жа вю», с попытками поймать ускользающую мысль. За целый день, со всеми его проблемами, он ни разу не вспомнил об этом человеке иначе, как о части вечерней нагрузки, но при этом к концу дня у него сформировалось чувство, что он его обсуждал. В том числе только что, со Свердловой, Сашей и Володей.
Постаравшись выложиться на спине больного так, чтобы у того не возникло никаких претензий, Николай отработал полный сеанс не дав себе ни единой поблажки. «Голем». Это слово опять всплыло у него в голове. Уже дойдя до «остывающей» стадии массажа, и в последний раз прорабатывая глубокий слой мышц, он пристально и бессмысленно посмотрел на узор блеклых пигментных пятнышек на спине «шифоньера». Если контролёр всего происходящего – он, то это объясняет, почему он такой здоровый, но не объясняет ничего остального. Радикулит, наверное, несложно симулировать, его все видели. Поспать пару неделек на жёстком, поизображать лицом муки, походить на физиотерапии… Лечение стоит денег, но деньги у «шифоньера» явно были, так что и это не противоречие. Кожа у него загорелая, как у той любительницы солярия, женщины с улицы Чапаева. В апреле это тоже служит показателем социального статуса.
Заканчивая, Николай начал мычать себе под нос несложную мелодию из детского мультика. Прицепилась почему-то, несмотря на всё пережитое, включая самое тягостную, до чудовищного, из тех обязанностей, которые есть у лечащего врача – разговора с родственниками умершей больной. Дмитрий Иванович к этому времени вроде бы расслабился, – как и положено при хорошем массаже. Значит, хотя бы этим можно гордиться. Немножко расслабился, работая, и он сам – впервые за день. Если доктора Ляхина после клинического разбора вышибут из интернатуры пинками, можно будет пойти именно в профессиональные массажисты, – даже если отберут врачебный диплом. Можно будет вернуться в медбратья. Можно – в бетонщики или монтажники, – старые корочки где-то у него сохранились, в коробке с остатками стройотрядовских значков. Можно будет уйти прямым ходом в военкомат и отвести, наконец, душу за всё. Если Алексей Степанович и его друг-моряк правы, и их действительно ждёт вторжение, то к этому моменту Николая как раз научат как следует стрелять из чего-нибудь по-фрейдистски крупнокалиберного.
Проецируемая на будущее телевизионная картинка – колонна палево-бурых «Абрамсов», осторожно втягивающаяся куда-нибудь в Химки, и дымы горящих домов вокруг, не вызвала у Николая особого шока. Ну, картинка. Блок-посты на московских перекрёстках, приказы на двух языках – «Не приближаться ближе 50 метров. Огонь открывают без предупреждения». Всё это будет воспринято выжившей частью населения нормально – людей готовят к этому уже достаточно давно. По телевизору целыми днями будут крутить счастливое жабье лицо Новодворской, вперемешку с репортажами о торжественной и неостановимой поступи демократии. Вот так…