В два часа дня Николай постучался в кабинет Рэма Владимировича. Тот оказался внутри, и судя по всему даже не забыл о своём обещании встретиться с Николаем. Доцентский кабинет Амаспюра Николай видел впервые, как-то пройдя мимо него при сдаче всех зачётов и экзаменов за последние годы, и теперь с интересом скосил глаза на обстановку. Стандартная у кафедрального начальства тяжёлая кожано-деревянная мебель сталинских времён удачно сочеталась здесь с висевшими по всем
стенам фотографиями и изображениями собак разных пород, вперемешку с артефактами французского происхождения: Эйфелева башня, какой-то многокупольный собор, вроде бы парижский, что-то ещё. Амаспюр, судя по всему, усиленно ухаживал за своими французскими корнями.
– Рэм Владимирович, – начал Николай, с удовольствием усевшись на стоящий перед огромным письменным столом доцента стул с чёрной вытертой кожаной подушкой. – Два дня назад на клиническом разборе Вы высказали предположение, что происходящее на отделении может быть новой болезнью…
– Ну деточка, – хихикнул Амаспюр. – Ну не «высказывал» я такого предположения! Оно просто в воздухе витало!
Слово «деточка» по обращению к себе, если оно звучало не от родной мамы, Николай последние лет десять терпел с очень большим трудом. Теперь именно с этим самым «большим трудом» он заставил себя не менять тон.
– Пусть так. Приведённые Вам примеры никого, судя по всему, не убедили…
– Вы знаете лучший?
«Прямо на лету цепляет!» – восхитился Николай. «И интересный переход от «деточки». Такое лет в 70 выглядит нормальным, но не в 50 с копейками, как у Рэма. Очередная деталь «французскости напоказ»?»
– Рэм Владимирович, – он помолчал с секунду, собираясь с мыслями. -Вам знакома та история с тампонами и гибелью девушек в 80-е и начало 90-х?
«Неудачная формулировка» – подумал он сам, и видя соответствующее выражение на лице доцента, просто начал рассказывать то, что сначала просто вспомнилось ему из прочитанного мельком с год назад, а затем вылезло из недр доступного через отцовский компьютер «МедЛайна»: смерть в США и Великобритании сотен девушек и молодых женщин в течение всех 80-х и вплоть до последней крупной вспышки в 1993 году, – от токсического шока возникавшего без ясных причин. «Настоящей» эпидемией это явно не было, и официальная медицина происходящее игнорировала достаточно долго. В первую очередь просто от того, что с каждым новым случаем гибели практически здоровой молодой женщины сталкивался новый врач, ничего не слышавший о предыдущих, а во вторую – оттого, что это действительно не укладывалось в рамки нормального. Организм вдруг просто начинал идти вразнос, и через 2-3 дня наступала смерть. Тоже «просто». Даже в хорошо экипированных клиниках врачам в большинстве случаев не удавалось сделать ничего.