Музыка, сопровождавшая Вадима, вдруг сбилась, превращаясь в тянущиеся, басовитые обрывки, между ними явственно стало возникать мерное, гулкое маршевое биение, и вот – торжественно и грозно зазвучали трубы. Сталкиваясь с прохожими, Вадим целеустремленно потянулся к одной из витрин – она светила сквозь мельтешащие фигуры, словно покачиваясь в ритме его петляющих шагов. Все ближе. Рядом. Вплотную!
Вадим улыбнулся, медленно двигаясь вдоль полок и неотрывно глядя на яркие коробки, где старинные краснозвездные танки стояли среди иззелена-желтых трав, а командир в шлеме, по пояс поднявшись из открытого люка, зорко высматривал в бинокль – что там дымится в степях у Халхин-Гола?.. А вот экипаж у бронемашины. Орудийные расчеты готовы открыть огонь, и уже вскинута рука, взмах которой означает залп. Ладный «ястребок» косо прорезает белые облака, а вдали по голубизне падает, растягивая грязный дымный хвост, черный хищник из легиона «Кондор». Фигурки солдат из набора выставлены в ряд – офицер зовет в атаку, подняв свой ТТ, бойцы встали из окопа – иглы штыков нацелены вперед. Вадим заставил себя оторваться от манящей экспозиции и, расставаясь, оглянулся на нее через плечо.
Пока Вадим брезгливо и туманно озирал на ходу бомжа, притулившегося в сыром углу, пытаясь угадать, жив ли тот, человек с чемоданом, оглядевшись коротко и пристально, посмотрел на свои наручные часы. 07:32. По губам его пробежала бледная улыбка нежности – и вновь лицо стало замкнутым и безразличным.
Он остановился закурить, скрыв осторожные глаза под козырьком кепки – распахнув картонную коробку «Герцеговины Флор», выбрал белыми пальцами папиросу, красиво и умело смял мундштук, чиркнул колесиком массивной бензиновой зажигалки и стильно пустил дым, любуясь сизой струей. Чемодан стоял за урной.
Вадим двинулся к выходу из тоннеля; парень в кепке повернул в другую сторону.
Чемодан остался.
Люди шли и шли, ежеминутно меняясь, галдя, покупая. Автобусы прижимались к остановке, вываливая новые людские массы. Ручьи и потоки пешеходов кишели, растекаясь от павильона по тротуарам, замедляясь у ларьков, вливаясь в магазины.
– Клав, это ты, что ли, приволокла? – тетка с полотенцами кивнула на чемодан соседке; та помотала головой, пожав плечами.
Согнувшись у старого, из кладовки вынутого чемодана, тетка с полотенцами потрогала черную ручку, попробовала поднять – о, тяжеловат! – потом пригнулась, приблизив ухо к чемодану.
Внутри отчетливо раздавалось звучное тиканье—тик-так, тик-так.
– А… – обернулась она к соседке с алебастровыми вазочками и амурчиками, но тут тиканье оборвалось щелчком.