Он мысленно выругался. Лучше б он прикончил этих стариков, один черт, сорвался. Но, с другой стороны, Загамба его уже достал, так что, пожалуй, все происходящее было закономерно. Да и дедов немного жалко. Он бросил взгляд за борт: нет, до берега далеко, доплыть бы он смог, но его сто раз подстрелят из луков. Недалеко от галеры виднелся какой-то большой корабль с мощным тараном и двумя рядами весел. Марсовый, видимо, тоже увлекся дракой, так что крик раздался только сейчас:
— Элитиец слева по борту!
Капитан бросил взгляд и отвернулся.
— Заткнись, кретин, это боевая триера, ее даже двойкой галер не возьмешь.
Загамба привел своих людей в порядок, и они вновь двинулись вперед. Но на этот раз более осторожно. Они подобрались на два шага и затем, вопя, кинулись на Грона. Он резко упал под ноги нападающим, кувыркнулся, полоснув по сторонам и над головой обоими клинками, и вскочил на ноги — лицом к спинам нападающих. Когда враждующие стороны разошлись по «углам ринга», на палубе лежало уже девять трупов. Грон перевел дух и осклабился, сдерживать переполнявшую его ярость он уже не мог, а потому прорычал в испуганные пиратские морды:
— А что, добрых ситаккцев резать гораздо приятнее, чем еле живых стариканов.
Этого капитан уже снести не мог.
— Эй, акулы, взять его.
Грон понял, что у него нет шансов, но сейчас ему было наплевать: где-то в глубине, под морем ярости и восторга от схватки, занозой сидела мысль, что он не должен так реагировать, но желание убивать заполонило все его сознание. Он не стал дожидаться, когда команда бросится на него, и сам кинулся вперед. Последнее, что он видел перед глазами, — это шматки крови, летящие ему в лицо…
Сознание медленно возвращалось. Тело сильно болело.
— Чего же ты стоишь, Загамба, я же сказал, что он твой.
Грон с трудом выплыл на поверхность из тягучей шумной глуби, голос говорившего был угрюмый и странно знакомый.
— Будь я проклят, капитан, если прикоснусь к нему. Должно быть, в него вселилась душа Хорки, кита-убийцы, да простят нас достойнейшие из ушедших.
— А будь я проклят, если привезу эту тварь на Ситакку.
Грон начал смутно припоминать: капитан, Загамба, ситаккцы…
— Эй, тот, кто прирежет чужака, получит двойную долю.
Грон приоткрыл глаза. Он лежал на палубе не просто связанный, а прямо-таки обмотанный веревками. Пираты жались к бортам.
— Тройную долю!
Ответом капитану была угрюмая тишина.
— О, крабье говно, если бы в Тамарисе не началось это дерьмо, можно было бы отдать его священным собакам, и пусть боги разбирались бы между собой. Он уничтожил меня. Разом потерять девятнадцать лой! Да и из пятнадцати раненых трое вряд ли доживут до утра.