Вскоре начали попадаться небольшие участки выступающей поверхности с более высокой растительностью и твердой почвой. Когда мы наткнулись на небольшой островок с растущими на нем деревьями, решили устроить отложенный привал, тем более что поднимающийся туман затруднял ориентировку на местности. Ухающие звуки доносились теперь, казалось, отовсюду.
Дрова на островке нашлись без труда, и вскоре языки пламени, радостно потрескивая, поглощали сухую древесину.
– Неужели здесь кто-то может жить? – отмахиваясь от надоедливых комаров, спросил Эл.
– Если есть насекомые, значит, должны быть и те, чью кровь они пьют, а также герои, поедающие самих кровососов, – высказал я предположения.
– Кроме двух змей в болоте и нескольких ширококрылых пернатых в небе я никого не заметил, – поделился наблюдениями наш колдун.
– А я видела лягушку, – радостно сообщила Сонька.
– Странно, лягушки есть, а кваканья не слышно. Может, у них обет молчания? – размышлял я. – Честно говоря, эта ухающая тишина нагоняет зеленую тоску.
Шнырик не стал делиться с нами своими наблюдениями о местной фауне. Все время путешествия по этой мокроте он, бывший обитатель пустыни, старался забиться как можно дальше в свое надежное убежище. Что ж, я вполне его понимал и сам с удовольствием забрался бы в такое удобное место.
Когда туман уплотнился настолько, что в десяти шагах не стало видно стволов деревьев, включился жабий хор. Трели земноводных раздавались со всех сторон. Откуда их столько набралось? По пути нам практически никто не встречался, а тут… Насекомые как-то разом исчезли. Либо они испугались своих исконных врагов, либо, наоборот, полетели на роковую встречу, очарованные голосом исполнителей.
После легкого обеда Эл уговорил принцессу провести очередные занятия по магии, а я решил воспользоваться предоставленной паузой и немного подремать.
– Если туман рассеется – разбудите меня, а если нет, то раньше ужина не поднимайте. Сейчас вы караулите стоянку, ночью – моя очередь. Только, чур, водой не обливать и в нос хвостами не тыкать.
Проснувшись от колющей боли в боку, я понял, что причиной являлся совсем не аппендицит. Пять человечков с крупными головами и чрезвычайно худыми телами нацелили свои копья мне в грудь, а самый головастый из них проверял своим оружием прочность моего плаща или пытался заниматься иглоукалыванием. Еще не окончательно придя в себя после дневной дремоты, я недовольно пробурчал:
– Кто такие? Как посмели меня потревожить?
Сказал и сам удивился собственной речи. Опять это булькающее наречие. Взгляд упал на старушкино колечко, переливающееся бирюзовыми оттенками, и остатки сна сразу улетучились. Снова какая-то нечисть пожаловала. Головастики также были несколько озадачены моими словами, но после паузы специалист по прокалыванию чужих костюмов произнес: