— Нет, а какое?
— Отдать им как трофей одежду одного из «Арабских рыцарей» и покончить с Касымом.
— Кому это интересно?
— Должно быть интересно тебе, детка. Парень, которому ты перерезала горло, — это и есть Касым, Хосе Дорена.
Анжелика моргнула.
— Это точно? — спросил Бернс.
— Точно, Пит. Так вот, Анжелика, если Касым умрет, «Латинская колонна» поставит тебе в парке памятник. Но «Арабские рыцари» вряд ли одобрят твой поступок. Это куча злобных подонков, милочка, и им совсем не понравится, что ты порезала их вожака, приведет ли это к его преждевременной кончине или нет.
— Чего?
— Отдаст он концы или нет, все равно ты у них в черном списке, детка.
— Я не знала, кто он.
— Значит, это ты его порезала?
— Да. Но я не знала, кто он.
— Зачем же ты это сделала?
— Он приставал ко мне!
— Как?
— Он начал лапать меня.
— Ах, оставьте! — простонал Уиллис.
— Лапал!
— Да здравствуют непорочные девственницы! — воскликнул Уиллис. — Почему ты порезала его, детка? И на этот раз не рассказывай нам трогательные истории в рамке из сердечек и цветочков. — Он хватал меня за грудь на лестнице. У входа в дом, и люди смотрели. Вот я и порезала его.
Уиллис вздохнул.
Вирджиния Додж, казалось, устала от допроса. Она нервничала, но продолжала неподвижно сидеть за своим столом, держа в руке 38-й калибр. Бутыль с нитроглицерином стояла на столе перед ней.
Надо спешить, подумал Мейер, надо закончить, наконец, и действовать, не допуская ошибок. Если эта дама подойдет ко мне и увидит, чем я занимаюсь, она спустит курок и отстрелит мне полголовы. Сара должна будет сидеть положенные дни траура целую неделю. Во всем доме завесят зеркала и повернут к стене фотографии. Господи, это будет ужасно. Действуй, Мейер. Не стоит умирать в такой теплый день.
— Значит, он хватал тебя за грудь? — спросил Уиллис. — За какую, правую или левую?
— Это не смешно, — ответила Анжелика, — если мужчина лапает на людях, не смешно.
— И ты полоснула его?
— Si.
— Потому что он схватил тебя за грудь, верно?
— Si.
— Твое мнение. Пит?
— Чувство собственного достоинства не зависит от профессии, — ответил Бернс, — я ей верю.
— А, по-моему, она нагло врет, — возразил Уиллис, — и когда мы все проверим, то наверняка обнаружим, что она крутила целый год с этим Касымом, а когда заметила, что он положил глаз на другую девчонку, резанула его бритвой. Это больше похоже на правду, а, детка?
— Нет, я не знаю этот Касым. Он просто прошел мимо меня и снахальничал. Мой тело есть мой тело. Я продаю его, когда хочу, но не для такие свиньи с грязные руки.
— Ура! Тебе действительно поставят памятник в парке. — Уиллис повернулся к Бернсу: — Как мы определим этот случай? Злонамеренное нападение?