В отличие от Эдит, которая ничего не подозревала или закрывала глаза на происходящее, Стоунер знал, что Грейс начала пить – втихую, но серьезно. Ему стало об этом известно первым послевоенным летом. Грейс приехала на несколько дней погостить, и выглядела она неважно: под глазами круги, лицо бледное, напряженное. В один из вечеров Эдит рано легла спать, и Грейс с отцом, оставшись на кухне вдвоем, пили кофе. Стоунер попытался завязать разговор, но Грейс была беспокойна и рассеянна. Довольно долго они сидели молча; потом Грейс пристально на него посмотрела, дернула плечами и резко вздохнула.
– Скажи, пожалуйста, – спросила она, – есть у вас в доме спиртное?
– Нет, – ответил он, – боюсь, что нет. Кажется, в буфете стоит бутылка хереса, но…
– Мне срочно необходимо выпить. Ты не против, если я позвоню в магазин и попрошу прислать бутылку?
– Звони, конечно, – сказал Стоунер. – Просто мы с мамой никогда спиртного не…
Но она уже встала и пошла в гостиную. Там судорожно принялась листать телефонную книгу и яростно набрала номер. Вернувшись на кухню, сразу двинулась к буфету и достала полбутылки хереса. Взяла с сушильной доски стакан и почти до краев наполнила светло-коричневым напитком. Так и не сев, осушила стакан и вытерла губы; ее слегка передернуло.
– Прокис, – сказала она. – И я терпеть не могу херес.
С бутылкой и стаканом вернулась к столу, села и поставила их прямо перед собой. Налила полстакана и улыбнулась отцу странноватой полуулыбкой.
– Я пью немножко больше, чем следует, – призналась она. – Бедный папа. Ты не знал, да?
– Нет, – ответил он.
– Каждую неделю говорю себе: на следующей неделе не буду так много пить; но всякий раз пью не меньше, а еще чуть побольше. Сама не знаю почему.
– Ты несчастлива? – спросил Стоунер.
– Нет, – сказала она. – По-моему, я счастлива. Или почти. Дело не в этом. Дело… – Она не договорила.
К тому времени, как она допила херес, явился посыльный из магазина с бутылкой виски. Она принесла бутылку на кухню, привычным движением открыла и налила себе в стакан из-под хереса хорошую порцию.
Они просидели очень долго – до тех пор, пока за окнами не начало сереть. Грейс пила и пила маленькими глоточками; и постепенно складки на ее лице разглаживались, она становилась спокойнее и моложе, и они со Стоунером разговаривали так, как не разговаривали долгие годы.
– Я думаю, я забеременела намеренно, – сказала она, – хотя тогда я этого не сознавала; я думаю, я не понимала даже, как сильно мне хочется отсюда выбраться, не понимала, что мне это позарез необходимо. Ей-богу, я прекрасно знала, как не забеременеть, если не хочешь. Все эти встречи с мальчиками в старших классах… – Она криво улыбнулась отцу. – А вы с мамой, вы даже и не догадывались, да?