Матиас понимал беды, свалившиеся на честных ремесленников вроде Эрви. Он видел, как вольно чувствуют себя преступники, и чувствовал, что грядет всплеск грабежей и убийств. Давняя вражда наконец найдет свое разрешение – во всех слоях общества. Смерть положит конец всякого рода долгам. Будет много болтовни и хвастовства. Но не более того. Король показал зубы: убил политических врагов, укрепил свой авторитет и сохранил веру отцов. Он пролил достаточно крови. Теперь в церквях произнесут благодарственную молитву, город восславит своего короля, и его подданные снова примутся зарабатывать деньги.
Из толпы на площади донеслись аплодисменты. Оглянувшись, иоаннит увидел виселицы. Словно в подтверждение ничтожности амбиций собравшихся на площади людей, в веревочной петле извивалась одинокая фигура: тело несчастного казалось черным пятном на фоне восходящего солнца. Он раскачивался взад-вперед, ноги его дергались, туловище изгибалось дугой – под смех и радостные крики. Даже повесить не могут как следует! Рыцарь почувствовал отвращение.
Он презирал этих людей. Тем не менее его превосходство заключалось лишь в искусстве и опыте владения оружием. Подобно им, он был заперт в жалкой клетке собственных чувств. А единственной моральной опорой ему служила пропитанная кровью навозная куча, в которую он погрузился по самую шею.
Отчаяние терзало его душу. Силы заканчивались, а в голове было пусто. Госпитальер не знал, что делать после того, как заберет оружие из дома печатника. Более того, у него не было ни желаний, ни амбиций. Без Карлы все эти порывы стали бессмысленными. Волна ярости захлестнула Матиаса, но затем вновь утихла. Его ждут загадки, требующие ответа, и кровавые долги, которые он должен уплатить, но ни то, ни другое не привлекало его. Смерть супруги лишила его душевных сил. Тангейзер знал, что такое месть, и прекрасно понимал, что это блюдо питает в человеке лишь самое низменное, отравляя все остальное. Он попытался вызвать в себе ненависть к убийцам. Но площадь уже представляла собой океан ненависти, и иоанниту не хотелось вносить в него свою лепту. У него было единственное желание – очутиться как можно дальше отсюда.
На другом берегу реки он заметил громаду собора Нотр-Дам де Пари.
Тангейзер направил лошадь к высокой колокольне Сен-Жак, а на Рю-Сен-Мартен повернул к мосту Нотр-Дам. Завидев его, часовые, ни слова не говоря, опустили цепь.
На мосту по обе стороны дороги выстроились одинаковые узкие дома с фасадами из кирпича и деревянными балками. Каждый из них был глубиной в одну комнату, на первом этаже в них располагалась лавка, а два верхних этажа венчала двускатная крыша. Лавки торговали разнообразными товарами и предметами роскоши. Вывески были подвешены над дорогой на длинных железных стержнях. Ювелиры, шляпники, мастера по изготовлению париков, торговцы произведениями искусства и дичью, продавцы привезенных из Италии женских украшений… Несмотря на то что утро уже давно наступило, эта улица, одна из самых оживленных торговых улиц Парижа, была пустынна. Матиас не видел никаких признаков жизни, но не сомневался, что все дома здесь обитаемы – милиция может оставить жен в постели, но ни один лавочник не бросит без присмотра товар.