– Хм… – задумался Малер. – И что же ты собираешься делать? Похоже, что все очень запутанно, скажу я тебе.
Ван Вейтерен не сразу ответил, но Малер не дал ему увильнуть:
– Ну?
– Я поставил ему мат, – сказал комиссар наконец. – Хочешь еще пива?
– Конечно. А что за мат?
Ван Вейтерен встал, пошел к бару и через некоторое время вернулся с двумя пенящимися кружками.
– Так что за мат? – повторил Малер, когда они снова выпили.
– Оставил ему только один шанс. Уйти как джентльмену.
– Ты хочешь сказать?..
– Да. Умереть самостоятельно.
Малер сразу развеселился:
– А если он не джентльмен? Кажется, есть причины это подозревать?
– Тогда я расскажу о том, что знаю. У него есть дочь и двое внуков. Если он лишь пожмет плечами, я расскажу ей, что у ее отца на совести три убийства, и позабочусь о том, чтобы она поверила. Его жена всю жизнь молчала именно ради дочери… по крайней мере, мне так показалось.
Малер задумался.
– Да уж, – сказал он. – Думаешь, сработает?
Ван Вейтерен поморщился:
– Один черт знает. Посмотрим завтра в двенадцать. Я собираюсь поехать к нему домой поговорить.
– Ну и дьявольщина, – заметил Малер. – Ну что ж, у тебя свои методы.
Он отпил из кружки и снова посмотрел на доску. Подумав необычно мало, он сделал ход пешкой.
– Ну и паршивая же работенка у тебя, – сделал он вывод.
– Как раз для меня.
– Да, наверное, – согласился Малер.
Через полчаса партия была окончена. Малер одержал победу всего за шестьдесят ходов. После этого он наклонился и достал из портфеля, стоявшего на полу, небольшой пакет.
– Это тебе утешительный приз, – сказал он. – Я только сегодня получил из типографии, так что она хотя бы свежая.
Ван Вейтерен разорвал обертку.
«Речитатив из захолустья», – прочитал он.
– Спасибо. Похоже, это как раз то, что мне нужно.
– Никогда не знаешь точно, что тебе нужно, – сказал Малер и посмотрел на часы. – К тому же пора закругляться. Начинай с тридцать шестой страницы. Кажется, там есть неплохая мысль.
Ван Вейтерен принял душ и, уже лежа в кровати, открыл поэтический сборник. Часы на тумбочке показывали половину первого, и он решил на первый раз ограничиться тем, что порекомендовал автор. Поэзия, особенно лаконичные строки Малера, требовала внимательного прочтения, а он уже чувствовал, как слипаются глаза.
Стихотворение называлось «Январская ночь», и в нем было всего семь строк.
Неродившийся свет
Неощутимые линии
Не писанный пока закон
Во мраке дитя
В пляшущем блике ритм
Голос из Хаоса тому, кто имеет
на сердце скорбь
И короткий категоричный приказ
Он погасил лампу, а строчки как будто остались висеть в темной комнате и в его опустошенном сознании.