— Опять утрируешь!
— Слушай! Если бы всю энергию, которая ушла на пробивание этого закона, ребята в погонах на дело направили…
— Пошел ты…
— Ладно мужики! Теперь-то чего уж… Что выросло — то выросло.
— Действительно… Курить, значит, совсем у нас нечего?
— Отобрали, сволочи! Только-только пачку распечатал…
— «Кэмел»?
— «Ротманс»…
— Тоже неплохо. — Борис Дагутин, второе лицо в региональном профсоюзе частных сыщиков, несмотря на семь пудов собственного веса и ломаный боксерский нос походил сейчас на обиженного ребенка. — Фашисты!
— Сам такой был, скажешь — нет? — не удержался от подначки Лелик. Он даже перестал ворочаться на узких и почему-то засаленных нарах — это койко-место явно не было рассчитано на его долговязую, костлявую фигуру.
— Кто — я? Да ты чего, парень…
— Лелик, не заводись! А ты, Боря, тоже… видишь же, молодой человек в первый раз, нервничает.
— А что мне нервничать? Что нервничать? Поду-умаешь!
— Еще про правовое государство скажи. Тогда точно врежу.
— Ладно, хватит. Давайте жить дружно…
Владимир Александрович Виноградов поправил под головой сложенную в комок нейлоновую куртку, свернулся калачиком и в очередной раз попытался заснуть.
— Брось, Саныч! Утро скоро.
— Сколько, интересно, времени?
— Восемь, наверное. Или около того… — Часы тоже отобрали, вместе со всем остальным. Очевидно, чтоб кто-то из задержанных не вздумал вдруг вынуть стекло да вскрыть себе вены? Или просто инструкция такая?
— Жрать чего-то захотелось.
— И бабу в перьях?
— А почему в перьях?
— Не знаю! — честно признался Лелик.
Камера была вполне приличная — крашеные стены, подобие унитаза… Вытяжка, правда, слабовата, но требовать от помещения без окон, чтоб постоянно пахло озоном, по меньшей мере неразумно. И не так уж сильно воняло, если притерпеться…
— Во сколько тормознули нас?
— Еще часу не было.
— Там в протоколе козел этот, капитан, записал: «двадцати три часа, пятьдесят минут»…
— Значит, так и было. Милиции надо верить!
— Ну я им, гадам…
— Уймись! — Никакого желания в очередной раз выслушивать, что сделает Лелик с беспредельными ментами, когда выйдет на волю, у Виноградова не было.
— Тихо…
Там, снаружи, кто-то приблизился к двери. Нехотя лязгнул засов.
— На свободу — с чистой совестью!
— Заткнись-ка…
В проеме нарисовался хмурый сержант. Медленно ощупал глазами интерьер и его обитателей:
— Пошли на выход!
— Все?
— Кто хочет, может еще посидеть.
— Шутни-ик!
Дагутин шагнул вперед, потеснив замешкавшегося милиционера. За ним — Владимир Александрович. Последним — Лелик, демонстрируя выдержку и самообладание.
— По коридору прямо!