– Уф, уф, уф. – Отдуваясь, Аркадий выжал сцепление, включил скорость. Прибавил газ… машина, медленно тронувшись, начала разворачиваться к воротам.
«А Александр Матросов, как он? Что он думал? Он, как и я? Нет, нет. Он… у него… у него не было никакой надежды. А я, а у меня есть шанс. Маленький, но есть. Разогнаться, спрыгнуть… нет… разогнаться, врезаться и прежде, чем все охватит пламя, кубарем скатиться за танк. Так и сделать». Самообман, но стало легче.
Быстро набирая скорость, «КамАЗ» покатил к выходу со двора. Створки деревянных ворот не замедлили движения ни на миллиметр. Переключив передачу, Аркадий резко бросил педаль сцепления, запахло паленым. Педаль акселератора уперлась в полик. Машина быстро приближалась к застывшему в неподвижности «Монстру». Сидевший на башне наводчик заметил несшийся на них бензовоз, мгновенно все понял и прыгнул вовнутрь боевой машины. Лихорадочно дернулась в развороте башня, ствол орудия, очерчивая дугу, пополз навстречу приближающейся опасности. Звон стекла – «КамАЗ» на всей скорости ударил в выставленное ему навстречу жерло орудия. Пробив кабину насквозь, оно вспороло цистерну, и почти тут же, перекрывая скрежет раздираемого металла, рявкнула пушка. Аркадий умер мгновенно, почти не почувствовав боли, не зная того, что его подвиг так и останется неизвестным.
Металлическую оболочку бочки скинуло-сдуло, словно ставшую тесной шкурку насекомого, тонны огненной жидкости разметало во все стороны, но значительная часть мгновенно воспламенившегося бензина, движимая силой инерции, обрушилась на корпус неподвижной стальной махины, на не успевший бежать экипаж, залила огнем обслугу и нагруженный боеприпасами тягач. Огненный смерч охватил ближайшие строения, огромный столб дыма потянулся вверх. Завывание огненного вихря заглушило крики.
Смерь двух ваххабитов – членов экипажа, укрывшихся и пытавшихся отсидеться внутри танка, оказалась страшной, система пожаротушения не смогла справиться с разбушевавшейся стихией. Температура поднялась настолько, что стала пузыриться и оползать кожа лица, рук. Ваххабиты медленно запекались. Детонация боекомплекта явилась бы милостью, но боекомплекта не было. Снаружи в горящем прицепе тягача стали рваться снаряды. Наводчик потерял сознание. Плача и кривя губы от боли, командир «Монстра» с трудом распахнул люк, и ревущее пламя ворвалось в стальное чрево. Над мертвыми телами продолжало бушевать пламя.
Противник в очередной раз откатился назад, и теперь, выявив, как ему казалось, все наши огневые точки, методично расстреливал их из имеющихся в наличии стволов. Здания вздрагивали и рушились целыми подъездами, погребая под собой и мостовую, и защитников города. Восемнадцать «Т-98» неуязвимыми мастодонтами ползали вдоль всей линии обороны, ворочая стволами и с ленивой грацией выбирая понравившиеся цели. Покорно следующая за ними смерть особо щедрую жатву собирала в момент, когда ваххабитская пехота предпринимала очередную атаку и нам волей-неволей приходилось ее сдерживать. Вот тогда танковые экипажи веселились вовсю. Снаряд за снарядом они посылали в оконные проемы, где были видны вспышки выстрелов или замечалось какое-то движение. Начмед с выделенной ему в помощь бригадой городских медиков не успевали отвозить раненых, убитых уже даже не выносили, а лишь оттаскивали в углы комнат, чтобы не попадали под ноги. Стараясь удержать позиции, Пащенков ввел в бой последние резервы, но силы таяли, обещанная из райцентров подмога в количестве семисот «штыков» запаздывала. От личного состава моей роты осталась едва ли четверть, из приданных с утра омоновцев и того меньше. Если бы не подтянувшиеся ополченцы, линию обороны нам бы не удержать.